«Нами созданный мир пока еще совсем новый — и непривычен и необжит. Он страшит и пугает, и поэтому так важно этот мир по возможности освоить, «приручить», и, доверившись ему, остаться в нем, чтобы исполнить свой долг». Виталий Пацюков написал это про картины Эрика Булатова в 1979 году в журнале «А-Я», посвященном неофициальному советскому искусству. Журнал редактировал во Франции бескомпромиссный Игорь Шелковский, а бесстрашный Пацюков, писавший в каждом номере, был единственным русским автором, жившим не в эмиграции, а в СССР.

Умерший 25 октября прошлого года Виталий Владимирович Пацюков (1939–2021) был в нашем искусстве редчайшим мастером деятельного слова — того, что способно горы свернуть. Мира, о котором он писал в «А-Я», не было в помине, а он все знал о еще не случившемся будущем. Как знал и умел все рассказать об искусстве, в котором видел инструмент познания. И чтобы в полной мере оценить искусство, считал необходимым иметь «фасеточное зрение стрекозы».

«Парадоксы сна великого композитора встречаются с непрерывно развивающимся изображением, начало которого возвращает нас в потенциальную пустоту реальности». Так поэтично комментирует Пацюков работу Смоляра и Мартынова «Послеполуденный отдых Баха», созданную в 2000 году. Композитор Владимир Мартынов написал партитуру L’après-midi du Bach (озвучил ее ансамбль Татьяны Гринденко Opus Posth), пофантазировав на тему Иоганна Себастьяна Баха. В программе нынешней выставки это одно из многих видео — их проекции сменяют друга на трех экранах. «Каждый раз, когда Бах после обеда погружался в сон, — объясняет Мартынов мифологию произведения, — кто-либо из его сыновей подкрадывался к клавесину и проигрывал кадансовый оборот, не разрешая его в тонику». Незавершенная музыкальная фраза рождала в голове разбуженного Баха разные варианты ее разрешения, он поднимался, проигрывал ее до конца — и только тогда мог снова уснуть.

Композитор Мартынов представляет, как это могло бы звучать, а художник Смоляр соединяет музыку с видеорядом. Разложенное на пиксели изображение постепенно собирается в фотографию девочки — она смотрит в мундштук медной тубы как в подзорную трубу.

Эта работа показательна для выставки, в которой ее куратор Алина Федорович использовала зеркальный прием, предъявив героя в отражении других действующих лиц — тех, кто был ему важен, с кем он вступал в диалог. Один из авторов «Послеполуденного отдыха…», как и сам Виталий Владимирович, — тот, что композитор — персонаж истории музыкально-артистического нонконформизма 1960-1970-х, второй — из поколения «учеников», наследников. Тех, на кого Пацюков повлиял, кого вдохновил.

Подобно Йозефу Бойсу, утверждавшему, что каждый человек — художник, он был готов изначально верить в художников — помогал, выставлял, воодушевлял своими текстами, вдыхал жизнь.

Воспринимал искусство глазом и ухом, и мы можем последовать его примеру, посмотрев In between — произведение знаменитого джазового ударника Владимира Тарасова, еще одного героя неофициальной советской сцены и друга Пацюкова. И «Черных птиц» Вадима Захарова — видеодокументацию его инсталляции, сделанной для первой биеннале в Фессалониках, с музыкой Ивана Соколова, и видео Аллы Урбан, Александры Метлянской, Ольги Чернышевой…

Пацюкову тесно было в рамках одного жанра, направления, способа презентации — он и в ГЦСИ пришел в 2002 году руководить специально под него созданным отделом междисциплинарных программ. Под этим сухим названием подразумевалось все сразу: арт, музыка, театр, поэзия, наука, перформанс. Устраивал в ГЦСИ фестивали: PRIGOVFEST — оммаж Дмитрию Алексанровичу Пригову, близкому умершему другу, «ДАДА 100», к 100-летию дадаизма, восхитительный фестиваль света «Пространство LUCIDA». А до этого делал программы визуального искусства в клубе «Дом», и еще раньше вел передачи об искусстве на радио. Все это — будучи инженером по образованию (Пацюков окончил Московский авиационный институт и одновременно Московский технологический институт легкой промышленности по специальности «художественное проектирование»), хотя это было обычным и даже логичным явлением в советском андеграунде.

Кажется неслучайным, что первой устроенной Виталием Пацюковым выставкой стал в 1985 году проект «Народная культура и авангард», открытый в том же Зарядье — в двух шагах от теперешнего музея, в церкви Святого Георгия. После того как в 1930-х церковь закрыли для верующих, в ней устроили склад, а в 1970-х позволили занимать ее временными экспозициями.

А Подземный музей — странное место, которому, кажется, нашли применение: весь последний год тут устраивали выставки современных художников из цикла «SOVRISK #напотоке». Но совсем маленькие, на несколько работ — с нынешней не сравнить. Дело, конечно, не только в наполнении — она про любовь, на которой стоит искусство. По крайней мере, Пацюков занимался в искусстве только тем, что любил.

Как видеоартист здесь выступает и один из любимейших его художников Леонид Тишков: он тут во многих лицах. Одна из выставочных витрин, где собрано «материальное» искусство, демонстрирует его ироничные рисунки, посвященные Сезанну, Малевичу, Кандинскому, Дюшану, Кафке, Флоренскому, Пикассо, Бойсу и, конечно, Кейджу — одним из знаменитых проектов Пацюкова был «Джон Кейдж. Молчаливое присутствие».

Этот «Диалог с великими» — один из трех разделов экспозиции, в которой есть еще «В поисках утраченного времени», с работами наивных художников, которых Пацюков любил и много ими занимался, — Елены Волковой, Любови Майковой, Павла Леонова. И главная часть, с произведениями близких друзей, в том числе ему посвященными. Помимо уже упомянутых Кабакова, Булатова, Янкилевского, Сокова, Пригова, тут представлены Вячеслав Колейчук, Игорь Шелковский, Владимир Немухин, Владимир Яковлев, Вагрич Бахчанян, Михаил Рогинский, Андрей Красулин — те, кого Пацюков показывал, когда этого никто не делал. Как показал он их в 1987-м в галерее «На Каширке», на выставке «Художник и современность», на которой побывал Дюрренматт, а Милош Форман купил на ней первую часть «Фундаментального лексикона» Гриши Брускина (вторую часть Брускин через год продал на Sotheby’s). О каждом из них Виталий Пацюков писал, делал их персональные выставки. И не только их — он показывал в ГЦСИ и Микеланджело Пистолетто, и Янниса Кунеллиса, и с ними тоже начинал моментально дружить. А они влюблялись в своего куратора, в его вдоховенные тексты, идеи и мысли, готовые их разделить.