2021-й для музеев и культурно-просветительских учреждений — год хлебный. Один юбилей праздничнее другого: 700 лет как умер Данте, 200 как родился Достоевский. У Дюрера, конечно, не такая круглая дата, но и 550-ти вполне достаточно для того, чтобы чествовать его по первому разряду как юбиляра-тяжеловеса наравне с певцами Беатриче, униженных и оскорбленных. Венская Альбертина, располагающая лучшей коллекцией его рисунков и гравюр, еще в 2019-м, предчувствуя, что в юбилейный год очередь на Дюрера выстроится от Метрополитен до Лувра, сделала огромную выставку. Теперь, пока действуют введенные на время пандемии ограничения, все вспоминают, как легко и приятно было слетать в Вену на пару деньков отметиться в Альбертине. Недавно в лондонской Национальной галерее открыли экспозицию, посвященную путешествиям художника. В юности он объехал Германию, а также совершил паломничество в Италию. У некоторых искусствоведов есть сомнения в том, что итальянское путешествие состоялось в действительности за недостаточностью подтверждающих его свидетельств, но вроде бы в юбилейный год никто не настроен пускаться в споры. В Нидерланды Дюрер отправился уже в возрасте, в поисках пенсии, которую после смерти императора Максимилиана I на родине получить у него не было шансов. Тут двух мнений быть не может: деньги быстро нашлись, заодно произошло много разной всячины, обильно задокументированной. Обе поездки описаны в письмах и дневниках, из которых мы узнаем, чем жила Европа времен Реформации. В общем, в Лондон очень хочется, выставка, судя по всему, исключительно хороша. Но, как это ни удивительно, и в Петербурге в данный момент можно увидеть то, ради чего сюда стоит приезжать и из Лондона, и из Вены.

В Эрмитаже, в Николаевском зале, открылась большая экспозиция, рассказывающая о графике Дюрера в контексте искусства и культуры его времени. Это первый российский проект подобного масштаба, посвященный художнику. Полвека назад, на его пятисотлетие, были показаны гравюры Дюрера. Сейчас также выставлены и рисунки, и предметы декоративно-прикладного искусства, связанные с произведениями Дюрера, и несколько вещей начала двадцатого века, отсылающие к его работам. Представлены собрания двух российских музеев, где больше всего Дюрера, — Эрмитажа и Пушкинского. Впервые для широкой публики показан редкий, известный в основном специалистам рисунок из Ярославского художественного музея. Удивительного изящества вещь!

Проект готовили долго. По ходу дела нашли много нового: камею, сделанную по эскизам Дюрера, графику и живопись, воспроизводящие мотивы его работ, и даже пару модернистских вещей, восходящих к его рисункам, — Отто Дикса и Павла Филонова. Не забыт и учитель Дюрера Михаэль Вольгемут, и современные Дюреру художники, к чьему творчеству он был неравнодушен.

Это блокбастер, в хорошем смысле слова. Его нужно сравнивать с недавней выставкой Пьеро делла Франческа — пожалуй, главной и бесспорной удачей Эрмитажа за несколько десятилетий. Конечно, на этот раз дизайн экспозиции не столь эффектен, и уникального случая увидеть у нас разбросанные по всему миру работы в данном случае не наблюдается. В Николаевском есть раритеты, однако ксилографии Дюрера, разошедшиеся по всей Европе, принося ему приличный доход, хранятся во многих зарубежных музеях. При всем при том в российских собраниях представлено большинство основных гравюр художника.

Широкой публике прежде всего интересны хиты — за ними дело не станет. На входе вас встречает «Апокалипсис». Есть на выставке и «Страсти Христовы», и «Житие Девы Марии», и, конечно же, «Меланхолия». Та самая, из-за которой в искусствоведческих баталиях сломано столько копий. Та самая, смысл которой тем не менее не то чтобы окончательно установлен. Та самая, которая сделала успех многих и многих выставок и давно уже перешла в разряд вещей незаменимых в хозяйстве: магнитиков, висящих на холодильнике, кружек, футболок и тряпичных сумок. «Меланхолия» показана аж в нескольких копиях: побледнее, средней тусклости, поярче и совершенно отчетливая. Одним словом, в Николаевском есть все, что должно быть на программной выставке Дюрера. Разве что нет живописи, — но ее в российских собраниях в принципе нет.

Загвоздка в этой истории только одна, да не шуточная.

Столь подробная и масштабная встреча с Дюрером выходит за пределы восприятия ценителя изящного. Исторически «в Дюрере» разбираются специалисты, между которыми не так много согласия, как могло бы показаться со стороны, в том числе по ключевым вопросам. Уже несколько столетий Дюрер — это и предмет знаточества, и отдельный многосложный академический филд, и герой германского культурного пантеона, ну а для Нюрнберга, где он жил и работал, — градообразующее предприятие. Он, конечно, не единственное немецкое «наше все», однако нужно признать, что мы, в России, имеем довольно смутное представление о его значимости. В России свои оскары уайлды и свои жанны д’арк. Ни дюреровский носорог, ни даже его заяц ничего особенного русскому сердцу не говорят. В России никогда не было дюреромании или случаев исключительного интереса к этому художнику. Нам только и остается, что вооружиться карандашом и закладками и штудировать главную биографию Дюрера, над которой полжизни работал Эрвин Панофски. Кажется, ее до сих пор не перевели на русский. Зато есть потрясающий двухтомник дюреровских трактатов, писем, дневников и окололитературных материалов, подготовленных Цецилией Генриховной Нессельштраус еще в конце пятидесятых. Давно это было, конечно, но ничего лучше на нашем небосклоне нет — и едва ли в ближайшее время предвидится. Мы можем самое большее приоткрыть форточку в Дюрера, открыть окно в Дюрера — несбыточная мечта.

Впрочем, наши мастера графики — от Кардовского до Фаворского, — передали нам некий дух Дюрера. Каждый на свой лад. В «школьной библиотеке» в брежневские времена миллионными тиражами издавали «Слово о полку Игореве» и «Маленькие трагедии» с иллюстрациями Фаворского, который, пожалуй, и есть наш Дюрер. Или, все-таки, на это почетное звание достоин претендовать не только он? Есть же и другие виртуозные графики, которые составят ему конкуренцию. С юбилейным Дюрером в Эрмитаже возвращается давний вопрос: «что для нас Дюрер?». Это вопрос на засыпку.