«Время обнимать и уклоняться от объятий»: слегка перефразированная цитата из Екклесиаста намекает на сложные времена, на буквальную невозможность тактильного контакта, вгоняющую нас в депрессию, но одновременно — на всеобъемлющую сущность искусства, способного всех спасти.

Обнадеживает уже сам факт возвращения в привычное календарное русло. Тема будущего екатеринбургского форума (обычно он открывается между Лионской и Стамбульской биеннале) объявлена — и вовремя: одно это обещает продолжение праздника. И вообще что-то обещает в условиях, когда отменены не только праздники, но само привычное течение жизни. При этом надо понимать, что в целом жизнь в стране стала отклоняться от нормы задолго до прихода коронавируса, и искусство, как градусник состояния общества, давно эти отклонения фиксирует. История отечественных биеннале современного искусства лишь отражает этот процесс.

Приходится признать, что Уральская индустриальная биеннале, впервые устроенная в 2010 году по инициативе Уральского филиала Государственного центра современного искусства (ГЦСИ), в то время — институции реально независимой, и поначалу следовавшая за старшим товарищем — Московской биеннале, — на сегодняшний день осталась на территории России единственной структурой подобного рода. Ее одиночество на отечественном художественном ландшафте стало заметно еще в 2017-м, когда Московской биеннале больше не смог заниматься ее основатель и бессменный комиссар Иосиф Бакштейн, и из его рук она выскользнула в объятия вынырнувшей из ниоткуда Юлии Музыкантской. Осенью 2019-го смерть Московской международной биеннале стала очевидна всем.

Те, кто все же дошел в октябре 2019 года до ЦДХ, уже отданного Новой Третьяковке, обнаружили на вернисаже 8-й Московской биеннале невероятное. В убийственной пустоте пространства второго этажа редкие зрители обозревали редкие экспонаты. Имена считанных художников — а мы помним, сколько имен содержали каталоги прошлых биеннале! — были написаны циклопическим шрифтом и соперничали с крупноразмерной живописью. Не спасли выставку ни площадка главного музея, ни участие статусного зарубежного партнера — венской «Альбертины», ни имя куратора — прославленного оперного режиссера Дмитрия Чернякова: в последний момент, оценив масштаб бедствия, затеянного, признаем честно, вовсе не им, Черняков просто не явился на открытие.

Директор «Альбертины» Клаус Альбрехт Шредер, смущенный увиденным, — только благодаря ему здесь появились работы Базелица, Нитча, Балкенхола, Рихтера, Каца, — вынужден был оправдываться желанием «соединить классических модернистов и наших современников, чтобы смелее взглянуть на искусство». Смелости, впрочем, не было никакой, зияющие пустоты — вместо обычной для биеннале тесноты — лезла из всех щелей, и даже участие в биеннале единичных выдающихся российских художников не меняло картины. Тем более что и они были показаны плохо и неправильно. В «мусорной» инсталляции Александра Бродского, представлявшей условный подземный переход, администрация запретила использовать мусор, а «Молельщиков» Андрея Кузькина — это была первая живая презентация произведения, над которым автор работал много лет, и многие пришли на выставку только ради него, — по воле архитекторов Сергея Чобана и Агнии Стерлиговой неправильно собрали. Все на последней Московской биеннале было не то и не так, об этом позоре стоило бы забыть, если бы он не имел отношения к славной некогда истории институции. На Московской биеннале показывали выдающиеся проекты, кураторами их выступали первые лица — Даниэль Бирнбаум, Николя Буррио, Жан-Юбер Мартен, Петер Вайбель, Ханс-Ульбрих Обрист. А среди специальных гостей бывали звезды от Кристиана Болтански и Уильяма Кентриджа до Роберта Уилсона, Билла Виолы и Марины Абрамович.

Больно об этом вспоминать, наблюдая нынешнюю деградацию, начавшуюся с момента перехода Московской биеннале в руки Музыкантской, фактически уничтожившей весь проект. Уже летом прошлого года, когда последняя выставка только готовилась, на сайте Международной ассоциации биеннале современного искусства появилось письмо нескольких зарубежных художников — участников предыдущей биеннале: они жаловались, что им так и не возместили средства, потраченные на производство уже показанных работ.

Как выясняется, уже тогда московский комиссар не была связана с ассоциацией формальными обязательствами. На запрос Masters Journal о статусе Московской биеннале в The International Biennial Association ответили, что, по их данным, в 2014 году московский арт-фест еще являлся членом ассоциации (она была создана в 2012-м), а позже членство не пролонгировалось — просто потому, что ни разу с тех пор не было заявлено Москвой.

Таким образом, в списке биеннальных городов, куда, помимо Венеции, входят Сан-Паулу, Берлин, южно-корейский Кванджу, Стамбул, Кассель, Лион, Шанхай, Ливерпуль, Иокогама и выбираемая раз в два года столица европейской «Манифесты» (в 2014-м это был Санкт-Петербург), Москвы больше нет.

А Екатеринбург — есть.

Помимо Екатеринбурга, Уральская индустриальная биеннале захватывает другие города Урала и Сибири — в 2017-м это был Нижний Тагил, в 2019-м — Тюмень, с прекраснейшей выставкой, сделанной Владимиром Селезневым в роли куратора. И захватывает она, как принято, всю столицу биеннале, что принципиально отличает — должно отличать — такое событие от любой другой мега-выставки. И в этом Уральская биеннале органично наследует Московской, где в лучшие времена за основным проектом следовала обширная параллельная программа.

Преемственность эта заметна и радует — кстати, куратором одной из Уральских биеннале была та самая Ярослава Бубнова из Болгарии, которая в 2007-м сделала замечательный основной проект в Москве — «Историю в настоящем времени», занявшую два этажа в строящейся башне «Федерация».

Отчасти преемственность считывалась и в теме 5-й Уральской биеннале — «Бессмертие». Идее, бесславно почившей в Москве, обещали вечную жизнь на Урале. Понятно, что пафос темы после этого нельзя было снижать — и самое время было покопаться в Старом Завете.

Кроме темы, другой конкретики пока нет. К августу команда биеннале во главе с ее бессменным комиссаром Алисой Прудниковой обещает назвать имя куратора основного проекта. Его выбирает экспертный совет, в состав которого вместе с комиссаром входят кураторы основного проекта прошлых лет — Жоан Рибас, Ли Чженьхуа, Бильяна Чирич, Ярослава Бубнова, Космин Костинас, Шаоюй Вэн. Там же состоят директор Стамбульской биеннале Фатош Устек и Ливерпульской — Биге Орер, основатель blockchain.art, бывший директор viennaсontemporary Кристина Штейнбрехер-Пфандт и руководитель отдела новых медиа в Пушкинском музее Ольга Шишко. Из нового тут — участие ГМИИ: в конце прошлого года Государственный центр современного искусства, вместе со всеми филиалами, был передан из РОСИЗО в ведение Пушкинского музея, который теперь выступает со-устроителем биеннале.

Дальше выбранный куратор будет проводить встречи с художниками, выбранными им самим и согласно присланным заявкам. Куратор 5-й биеннале китаянка Шаоюй Вэн, в обычной жизни — куратор Музея Соломона Гуггенхайма, поразила биеннальную команду тем, что успела провести более 300 онлайн-собеседований с художниками. В итоге в основном проекте участвовало 76 авторов из 26 стран, но он стал не единственным главным: устроенная одновременно в Ельцин-центре выставка «Урал мари. Смерти нет» с фотографиями Александра Сорина и Федора Телкова, сделанными в марийских селах на Урале, отчасти перетянула одеяло на себя.

Неясно пока и место проведения будущего основного проекта — год назад это был Оптико-механический завод, где для посетителей строили отдельную проходную, и уже понятно, что опыт сотрудничества с закрытым предприятием повторять не хочется. В любом случае, поиски только начались — и команда исходит из объявленного девиза, звучащего, как и все соломоновы напутствия, абсолютно беспроигрышно. Актуально в сегодняшнем контексте звучало бы, например, «время молчать, и время говорить». Или «время убивать, и время врачевать». В нашем случае, правда, одно «время» убрано — предполагается, что искусство способно взаимоисключающие вещи совместить.