«Как что делать?» — недоумевал Василий Розанов, наставляя обескураженных, растерянных и нерешительных. «Если это лето — чистить ягоды и варить варенье; если зима — пить с этим вареньем чай». Жизнь продолжается, даже если нам недостает циничной невозмутимости этого лирика и скандалиста, духовидца и порнографа. Все идет чередом, хоть и неизвестно куда. Выходят новые дельные книжки, делаются интересные арт-проекты, открываются хорошие выставки…

В корпусе Бенуа вместо сувенирной лавки теперь новое экспозиционное пространство, где будет выставляться советская живопись, графика и скульптура первой половины двадцатого века. Учитывая, что в собрании Русского музея советская эпоха представлена чрезвычайно хорошо, в новом зале стоит ожидать интересные проекты. Первый — небольшая изящная выставка Александра Самохвалова, по праву начинающего эту серию экспозиций. Самохвалов был одной из ключевых фигур в советском искусстве и, хотя одно время интерес к его творчеству ослаб, за последние годы живопись художника вновь оказалась в центре внимания.

В 2014-м, после сорокалетнего перерыва, его персональную выставку сделали в Русском музее. Показали и ранние авангардистские хиты, которые примелькались в послеперестроечное время на коллективных выставках, и его физкультурниц во всей красе, и апофеоз Кирова в разгар социалистического строительства, и созидателей коммунистического будущего оттепельных времен. Успех был велик. Советское время вернулось с работами Самохвалова без приевшихся штампов, будь то стереотипы идеологии, обличения перестроечной эпохи или двусмысленная ностальгия «нулевых». Самохвалов вышел из авангардистской среды, и потому ему симпатизировала и по-прежнему симпатизирует прогрессивная публика. В то же время он был лоялен власти и, когда партия говорила «надо!», он делал, раз надо. Лучше бы иногда он, конечно, не выказывал такой готовности, но кто мы такие, чтобы советовать из сегодняшнего времени, как он должен был поступать тогда? Выставка его пришлась многим по вкусу, поскольку на ней советское время было показано в сокращенной, довольно специфичной версии. Самохвалов ушел из жизни в 1971-м. Соответственно, ни застоя с его разложением советской системы, ни перестройки с ее охаиванием тоталитаризма на выставке не было. А это, согласитесь, и сегодня кажется непривычным, а кому-то и даже приятным. Многие ведь хотят быть уверенными в том, что тогда все было голубым и зеленым.

Проходит несколько лет — и Самохвалов опять звездит. На этот раз он вместе с Дейнекой герой выставки в Манеже, который как раз тогда был переформатирован в кунстхалле (но где снега былых времен?). Можно было бы подумать, что Самохвалов поблекнет рядом с мэтром советского искусства, по картине которого школьники когда-то писали сочинения. Не тут-то было: в некоторых залах недотягивал Дейнека до Самохвалова, а не наоборот. При том что Дейнеке перед этим сделали под юбилей несколько больших выставок, и они прошли с успехом. Все-таки былая слава Самохвалова (например, на знаменитой Всемирной выставке в Париже в 1937-м он был удостоен нескольких высших наград) была не пустым звоном. В общем, соперничество обернулось в Манеже взаимовыгодным союзом. На двух советских мэтров стояли очереди, хотя обоим далеко до Сальвадора Дали, Ивана Айвазовского или Ильи Глазунова. И дело тут не только в том, что Дейнека и Самохвалов, не заставшие позднего Брежнева, рассказывали дуэтом про СССР без цинизма эпохи застоя, да еще на буржуазно-салонный манер. На выставке в Манеже стало очевидным, что, хоть они и советские, но ровно настолько, чтобы в их вещах узнавалось совсем иное. Один из них — реинкарнация швейцарского модерниста Фердинанда Ходлера, тогда как другой — продолжатель Козьмы Петрова-Водкина и «Круга художников». Это, можно сказать, советский салон с довольно-таки человеческим лицом, хотя и не без самодовольства.

На выставке в новом пространстве корпуса Бенуа в центре внимания незавершенная вещь Самохвалова — большая многофигурная картина «Радость жизни», над которой художник работал в середине двадцатых. 1926-й для молодежи с левацкими взглядами — год надежд и мечтаний. Все впереди, о соцреализме еще ни слухом ни духом, государство напоминает, что оно еще существует, как писал Хлебников. До затягивания гаек и репрессий тридцатых как будто пока далеко. Самохвалов поет жизнь: лето, пляж, молодежь, веселье. Дело происходит в Дудергофе — укромном местечке на юге от Петербурга наподобие Бабигонского холма, который навеял Корнею Чуковскому знакомую нам всем с детства сказку про Бибигона, а Константина Вагинова вдохновил устроить прогулки героев «Козлиной песни» вокруг до около петергофских водоемов. Жизнь в Петербурге и окрестностях бывает прекрасна хотя бы потому, что на дворе не ноябрь. Ну а уж когда разгар лета!.. Самохвалов взялся воспеть жизнелюбие, сделал наброски, написал гуашью на картоне и бумаге несколько этюдов, — этим дело и ограничилось. Эти подготовительные работы, миниатюрные скульптуры и пейзажи того времени, а также несколько больших довоенных картин художника показаны на выставке.

Где слог найти, чтоб описать прогулку? И впрямь, где? О радости жизни сейчас говорить не приходится, зато незавершенный проект Самохвалова очень даже кстати.