Петербург — город зимних садов. В наших широтах клубнику вырастить — уже счастье. Вокруг-то ведь гидропоника без конца и без края. И хотя ананасы в петербургских оранжереях росли еще при Петре Первом, памятны те времена, когда банан слыл экзотическим плодом, а об авокадо слышали только переводчики-синхронисты, которым даже не мечталось его попробовать. Все-таки от нас до Полярного круга не так далеко, в суровых краях живем. Зато на севере, как нигде, умеют радоваться любой травинке или цветочку. О, этот восторг перед проросшей косточкой лимона, месяц таившейся в горшке на подоконнике! Чтобы закрыть тему, напомним, что культовое петербургское растение — кактус по имени «Декабрист»: цветет исключительно в декабре нежными розовыми цветами. Красив до слез с икотой.

Гидропоникой Петр Белый интересуется давно. Лет десять назад в Перми — во времена, когда Марат Гельман высадился в бывшей уральской столице с арт-десантом, — он сделал большую ретроспективу молодого искусства, в основном петербургского. Чтобы раззадорить молодежь и завести разговор о том, чем живут разные поколения художников, он назвал проект «Гидропоника». В отличие от старших поколений художники нулевых, по мнению Петра Белого, выросли в тепличной среде. За ними не приглядывала власть, их не поносил Союз художников, они не были вынуждены жить отдельной от всех жизнью. Много воды утекло с тех пор, и непонятно, остались ли сообществом сегодня те, кто тогда казался поколением нулевых. Однако тема розы, взращенной в снегах, по-прежнему на повестке дня. Contemporary art иной раз напоминает диковину наподобие наших зимних садов, особенно если следить за афишей Союза художников, где царствует постимпрессионизм. Да и сам Петербург — не такое же недоразумение, немыслимая прихоть?

На исходе нынешней зимы в галерее «Люда» расцвел зимний сад. «Арборетум» — это те же северные цветы, знакомые нам по предыдущим проектам Петра Белого и художников, которые ищут себя в петербургском своеобычии. Они изящны, нежны и непримиримы. На этот раз тон в выставке задает Владислав Кульков — художник и скульптор, разрабатывающий свой неоабстракционистский язык. Так совпало, что он стал едва ли не главным героем ретроспективы искусства тридцатилетних, только что открывшейся в Русском музее, в Мраморном дворце — его работы вынесены на постер выставки и на обложку каталога. Некоторое время назад Кульков увлекся книгой под названием «Arboretum». Это странная вещь. Ее автор — Дэвид Бирн — рок-звезда, некогда фронтмен легендарных «Talking Heads», в университетском прошлом культурный антрополог, ездивший в несусветную глушь, чтобы приобщиться к жизни аборигенов, а также по совместительству классический нью-йоркский эксцентрик. «Arboretum» — каталог умозрительного дендрария, который Бирн растил в надежде выйти за пределы концептуализма. Как начинавший карьеру во второй половине семидесятых, он многое перенял у концептуалистов, но со временем охладел к ним. «Arboretum» — размышления-фантазии в форме схем, чертежей, рисунков с пояснениями, графиков, таблиц, идеограмм… Дэвид Бирн обыгрывает понятия системного мышления, морфологической трансформации, идеологической борьбы, происхождения видов… Рисунки не оставляют и следа от их смысла, но этим дело не ограничивается. Новые шизонаучные формулы даны саду в Эдеме, поговорке In vino veritas и даже поцелую Мебиуса. Диковинная флора, выращенная Бирном, носит имена, которые мы привыкли связывать с устоявшимися смыслами, но отнести ее нужно к неведомым культурам. В конечном счете, не столь уж важно, удалось ли Бирну освободиться от концептуализма, сосредоточившись на языковых понятиях. «Arboretum» запоминается как каталог неожиданных и остроумных фантазий, которые удивительным образом оказались кстати в Петербурге. Впрочем, не так это и удивительно. «Talking Heads» всегда были любимы здесь, публика была рада даже местному перепеву их хита «Возьми меня к реке». Дэвид Бирн дважды был в Петербурге —причем я сам был свидетелем тому, как на его концерте в Манеже Кадетского корпуса зал подпевал, словно к экзамену выучив слова песен, почти два часа подряд.

Владислав Кульков показал на выставке большие двусторонние абстракции, в чем-то похожие на формулы Бирна, но гораздо более изощренные в пластике и цвете. Их неожиданным образом развивают орнаментально-органические инвенции Кирилла Акулиничева. Особенно изящны среди этих композиций из стекла те, что не выходят за границы абстракции: несмотря на то, что в этой технике и с этим материалом сейчас мало кто работает, «Люда» пытается подключиться к этой временно утратившей статус традиции. На «Непрозрачности» — выставке, недавно прошедшей в этой галерее, — было показано много произведений из стекла. Третий участник проекта — Александр Шишкин-Хокусай — дополняет экзотический дендрарий жутковатыми видео, на которых античные скульптуры обвивают пестрые и довольно мерзкие слизняки. Медуза Устины Яковлевой придает законченность садовой фантазии, воплотившейся среди складов, гаражей и ремонтных мастерских на задворках Александро-Невской лавры.

«Арборетум» освобождается от лаконичности, скудности и тавтологии, которые в свое время сделали успех концептуализма и минимализма. Кому нужен прошлогодний снег? Петр Белый и Владислав Кульков приглашают нас задуматься о новом барокко: пышной форме, пластической изощренности, богатстве колорита и линий… Предложение заманчивое, и от него глупо отказываться. Как раз в наших ингерманландских зимних садах и расцветают такие экзотические цветы.