Вообще-то Волго-Вятский филиал ГМИИ им. А.С. Пушкина, он же Арсенал, только что признанный ярмаркой Cosmoscow-2024 «Музеем года», мог бы с не меньшим правом претендовать на звание «музея десятилетия» — благо в следующем году исполнится десять лет с того момента, как здание Арсенала родилось заново — уже в качестве дома художественной институции, входившей в сеть Государственных центров современного искусства (ГЦСИ) с головной организацией в Москве.

Те, кто читали книжку художницы Кати Гущиной «25 историй "Арсенала"», в курсе, что Арсенал не всегда был музеем. Он стоял, закрытый забором внутри Нижегородского кремля, и был таинственным военным объектом, куда посторонним вход запрещен. Но когда туда робко постучались две молодые симпатичные женщины, дверь приоткрылась. За дверкой стоял товарищ майор, за ним высилось огромное, в 7000 квадратным метров, здание. Здание выглядело мрачновато, местами даже руинировано. Тем не менее секретный объект посреди города был прекрасен — это был образец позднего классицизма 1837 года постройки. Товарищ майор тоже был прекрасен и мрачноват: ответственность за особо охраняемый объект, к тому же — архитектурный памятник, не располагает к веселью. Когда Анна Гор и Любовь Сапрыкина, заглянувшие в Арсенал в урочный час, сообщили товарищу майору, что вверенному ему военному объекту, возможно, придется передислоцироваться, известие его ничуть не расстроило. Понятно же, что военные карты всех земель и времен, которые он охранял, лучше разместить в более современном помещении.

Эта встреча происходила в 2003 году, когда Арсенал было решено передать из ведомства военного в ведомство культурное. Здание тогда находилось в довольно мизерабельном состоянии. Проект приспособления Арсенала под нужды музея готовился несколько лет. Сама реставрация, которая в целом длилась без малого десять лет, с 2006 года, получилась образцовой. Она была сделана по проекту архитектора Евгения Асса и архитектора-реставратора Александра Епифанова — и собрала в 2015 году, кажется, все профессиональные награды, включая главный приз международного фестиваля «Зодчество 2015» и премию газеты The Art Newspaper Russia.

Но история Арсенала не сводится к возрождению памятника архитектуры. Она даже с нее не начинается. Она начинается с «Кариатид». Может показаться, что кариатиды — не самый главный элемент любого здания. Но вот Эрмитаж в Петербурге без атлантов непредставим. А храм Эрехтейон на афинском Акрополе непредставим без кариатид — они держат его портик. Во-первых, это красиво. Во-вторых, это опорная конструкция. Именно такой она стала и для Арсенал. Культурный центр «Кариатида» открылся в Нижнем Новгороде в 1992 году, когда о мире современного искусства узнавали в основном из книг и зарубежных журналов. Этот портал в неизвестную вселенную держался на энергии двух молодых искусствоведов, Анны Гор и Любови Сапрыкиной, которых в городе моментально прозвали «кариатидами». В 1997 году их портал-портик примкнул к ГЦСИ, а мир современной культуры постепенно становился вполне реальным. Вестники из него, вроде классика московского концептуализма Дмитрия Александровича Пригова или одного из ключевых героев итальянского arte povera Янниса Куннелиса, высаживались из поезда в Нижнем Новгороде, с ними можно было разговаривать, спорить, гулять по городу, делать выставки. Словом, получается, что история Арсенала, если отсчитывать ее с портала на плечах «Кариатид», перевалила за четверть века.

Когда спрашиваешь Анну Гор, каким образом «Кариатидам», а потом Арсеналу удавалось серфить по бурным волнам XXI века, она отвечает в том духе, что мудрый принцип древних римлян festina lente — «торопись медленно» — никто не отменял. «Можно рассматривать историю Арсенала как достаточно редкий опыт стайерского проекта. Мы не бежали на короткие дистанции. Мы взяли длинную дистанцию. А на длинной дистанции бегут, не торопясь. Эти размеренность и поступательность обеспечили результат. Мы ни за кем не гнались. Никому в отдельности не подражали. Мы никогда никуда не спешили. Мы приучали публику. Делали разные проекты очень гибко. «Не спешить!» — это был наш главный рецепт и наш девиз», — говорит Анна Марковна.

Все так. Никто, конечно, не спешил. Тем не менее первый проект в Арсенале открылся уже в июне 2003 года, вскоре после того, как здание было передано ГЦСИ. Выставка под кураторством архитектора Евгения Асса называлась «Проекция». И если внутри ожидающего реставрации Арсенала на его старые стены и впрямь проецировался озорной видео-арт Владислава Ефимова и Аристарха Чернышова, где игрушечные фигурки авторов «накачивались» насосом, которым работали зрители, то два портала входа в здание оказались выделены яркими красными баннерами. Так на рисунке красным карандашом или фломастером отмечается или штрихуется важная деталь. Но вход в Арсенал был настоящий, не рисованный. А баннеры не были похожи на рекламные. Текста на них не было, издалека они походили на миллиметровку, а при ближайшем рассмотрении геометрическая разметка оказывалась не принтом, а лентами красного скотча. Миллиметровка идеальна для чертежей, проектов. Здесь же ее лист оказывался высотой с Арсенал. Зритель словно входил в «чертеж» будущего. Этот чертеж, точнее «Вид города N» (так называлась эта работа математика и художника Александра Константинова), выглядел издалека очень простым, но вблизи демонстрировал рукотворность, архитектурный (чтобы не сказать — ренессансный) масштаб трудов, остроумие решения.

Да, это была обманка. Но обманка наоборот: ткань баннера и скотч оказывались материалами художника, лист миллиметровки обнимал здание, превращаясь в архитектурный элемент, «Вид города N» сливался с реальным видом внутри нижегородского Кремля. Так жители города NN обнаружили, что они живут внутри современного искусства.

Можно, конечно, улыбнуться и вспомнить героя Мольера, который изумился, узнав, что говорит прозой. Шутки шутками, зато теперь первые зрители первой выставки в Арсенале могут спокойно сказать на лекции о Кристо, который «заворачивал» дома, или о французском художнике Даниэле Бюрене, работающем с геометрической абстракцией: «А, понятно. У нас тоже такое было», — и окажутся абсолютно правы.

Конечно, Арсенал не поспешал. Хотя, с другой стороны, многие на месте «Кариатид» предпочли бы подождать, пока здание будет отреставрировано и приспособлено для выставок, торжественно разрезана ленточка отцами города. Ну, или хотя бы дождались ремонта отопления и электрической проводки… Вот тогда можно было бы подумать и о выставках. Но Анна Гор и Любовь Сапрыкина пошли другим путем. Они действовали так, словно были опытными стайерами и всю жизнь бегали марафон. Стайер работает и с пространством, и со временем: в конце концов, если вы готовитесь бежать марафон, то выходить на старт без еженедельных, а то и ежедневных пробежек — так себе идея.

Понедельник, как учат нас братья Стругацкие, начинается в субботу. А музей — со зрителей. Анна Гор в этом убеждена: «Художников можно привезти из других городов и стран. В Арсенале в апреле 2012 года была, например, выставка легендарного Янниса Куннелиса, одного из героев движения Arte povera. Еще раньше мы показывали инсталляцию Ende Клода Левека, очень известного французского художника, работающего с неоном, выстраивающего инсталляции в бывших промышленных пространствах. Но вы не можете привезти зрителей. Если вы хотите, чтобы город значился на карте современной культуры (а Нижний Новгород точно этого достоин), вы должны работать со зрителями. Основная наша аудитория живет рядом с нами, в Нижнем Новгороде. Следовательно, нужно было сделать так, чтобы наши проекты были ей интересны, чтобы они стали важной частью эмоциональной, интеллектуальной жизни города. Конечно, ни три миллиона человек, как в Эрмитаж, ни полтора миллиона человек в год к нам не придут. Но социологи считают, что в любом обществе качественных зрителей — четыре процента. У нас в Нижнем наших зрителей — почти в два раза больше».

Арсенал полностью открылся после реставрации в 2015 году выставкой «Музей великих надежд» куратора Алисы Савицкой. Выставка стала первой в трилогии проектов Арсенала (в 2016 ее продолжила «Жизнь живых», в 2017 — «Простые чувства»), которые можно назвать объяснением в любви к гению места.

Конечно, genius loci — существо не публичное, обитающее то ли в уютных деревянных домах старого города, то ли на речном просторе, где встречаются Волга и Ока, то ли в семьях коренных нижегородцев, где помнят если не Макарьевскую ярмарку, то рассказы о ней, а снимки знаменитых нижегородских фотографов Андрея Карелина и Максима Дмитриева рассматривают почти как семейные фото, узнавая места, уточняя место съемки и делясь своими историями. Арсенал решил искать путь к этому духу места, посвятив первый проект в обновленном пространстве гениальным землякам: от Ивана Кулибина до конструктора судов на подводных крыльях Ростислава Алексеева, от первой женщины-врача Надежды Сусловой до ученых-радиофизиков Александра Попова, Всеволода Троицкого, Михаила Бонч-Бруевича, от Максима Горького до композитора Милия Балакирева и музыканта и художника Михаила Матюшина, автора музыки оперы «Победа над Солнцем»…

Но сверхсюжет той выставки задавал образ полета. Точнее, «мертвой петли», которую впервые выполнил летчик Петр Нестеров. Надо ли говорить, что он родом из Нижнего? Мертвая петля станет классической фигурой пилотажа самолетов-истребителей. Траектория смертельно опасного «номера» Нестерова с вписанными в нее силуэтами самолетиков на огромном десятиметровом полотне Сергея Шутова уходила из нижнего правого угла с верхушками елей ввысь в пространство звездного неба и космоса. Работа называлась «Закономерность полета» — говорят, чтобы сшить разошедшиеся швы на огромном полотне в 80 квадратных метров, пришлось приглашать альпинистов. Это была история не о трюке — о мечте преодолеть земное притяжение, об отваге и расчете, об авиаторах и парении птиц над Волгой, о возможности невозможного… Но эта «петля» связывала не только небо и землю, но была также оммажем Любови Сапрыкиной. Ей открытие Арсенала увидеть не довелось: та, о которой говорили, что «она из петли Нестерова способна создать искусство», ушла из жизни в 2005 году.

Шутов взял метафору за точку опоры и сделал руководством к действию. А выход из мертвой петли стал образом нового этапа развития Арсенала. Он не подводил итоги, но стартовал в будущее, не сбрасывая с «корабля современности» историю. Точно так же, как Нестеров, он «сшивал» в единое пространство небо и землю, прошлое и современность, поиск современных художников и эксперименты ученых и инженеров. Современное искусство становилось тут тем недостающим «пятым элементом», который возвращал «гения места» в свою стихию, где пространство и время неразделимы.

Инсталляция Елены Елагиной и Игоря Макаревича «Музей великой Надежды», обыгрывая название всего проекта, демонстрировала легкий смысловой сдвиг. Великой Надеждой оказывалась первая женщина-врач Надежда Суслова. Работы Макаревича («Хирургические инструменты») и Елагиной («Чистое», «Женское») как и учебники, отсылали к пространству медицинского кабинета. А закрытая вытянутая труба, где располагалась инсталляция, вела не в глубь инструмента и тела, а погружала в историю «женского вопроса» в России, споры литераторов — от Писарева до Розанова, в контекст движения народовольцев и русской революции.

Александр Лавров представил «Кабинет Ивана Кулибина» — рисунок «водохода» за бархатным занавесом в шкатулке: то ли театральная забава, царская игрушка, то ли изобретение гения, мечтавшего о вечном двигателе. А через век (и через зал) — архив с чертежами, фотографиями, рисунками его земляка, знаменитого нижегородского конструктора Ростислава Алексеева в проекте Владислава Ефимова и Алисы Савицкой. И выставка в выставке — «Радиообзор» художника Евгения Стрелкова, посвященный легендарной научной школе радиофизики в Нижнем Новгороде.

Город представал здесь пространством мечтателей, инженеров, музыкантов, художников, писателей — и, конечно, музеев. В том первом проекте Арсенала участвовали едва ли не все музеи города, включая мемориальные музеи профессора Николая Жуковского и летчика Валерия Чкалова, а также музей речного флота и музей науки университета Нижнего Новгорода.

Тогда название проекта «Музей великих надежд» выглядело самоназванием Арсенала. Но, кажется, это не совсем так. У кого как, а у меня название выставки ассоциируется с романом Диккенса «Великие надежды», дважды переписанный финал которого автор отчаянно пытался выдать за хэппи-энд. Этот самый диккенсовский мотив «великолепных ожиданий», который у английского романиста не лишен теплого юмора и связан с переживаниями маленького героя, отчетливо был слышен в пилотном проекте Арсенала. Этот мотив можно назвать гуманистическим, если бы слово не было так затаскано. К тому же, «музей надежд», согласитесь, звучит несколько печально. Слово «несбывшихся» словно витает в воздухе, но вовремя заменяется эпитетом «великие». Именно этот оттенок печали и нежности, драмы судеб и красоты первоначальных замыслов избавлял проект от ложного пафоса и фальши. Гений места тут встречал вас не как deus ex machina в античной драме, а как незаметный хорист, чей голос растворяется в общей песне и без которого песня не та.

Хор и хористы понадобились нам не для красного словца. Среди самых ярких проектов Арсенала — оперы «Марево», созданная арт-группой «ПровМыза» и ставшая в 2013 году призером конкурса «Инновация», и «Покрова». Последняя была поставлена вместе с музеем-заповедником «Щелоковский хутор» в 2023 году: куратором выступила Ксения Ануфриева, автором идеи и либреттистом — Артем Фейгельман. Сам хутор оказывался и сценой, и местом действия, и одним из действующих лиц. Точнее, протагонистами оперы-путешествия оказывались живущие на Щелоковском хуторе крестьянские дома, колодец, мельницы, деревянные церкви XVIII–XIX веков. Они были теми персонажами, которые обретали голос и в пении хора, и в музыке оперы, созданной восемью современными композиторами. Все авторы — женщины (четверо — из Москвы и Петербурга, четверо — из Нижнего Новгорода), что не случайно, если вспомнить о «женской» ипостаси праздника Покрова, о свадьбах, которые на Покров играли в деревнях.

Все строения на хуторе — из поволжских деревень. Колодец, например, привезен из Городца в 1974-м, отреставрирован в 2014-м. Музей, задуманный в начале оттепели, трудно создававшийся в 1970–1990-е, собирал уходящую натуру старой крестьянской жизни в Поволжье — не предметы была, а дома, мельницы, колодцы, церкви. И переносил из родных мест, где им грозил снос, на тогдашнюю окраину огромного города. Десятилетия спустя придуманная Арсеналом опера вела зрителей по этому музею-хутору: от одной церкви конца XVIII века из села Зеленого до другого храма — того же века, но из села Старые Ключищи. «Покрова» начиналась как прогулка, продолжалась как спектакль, а завершалась как мистерия. Народная мордовская песня, венчальная песня, духовные стихи старообрядцев и стихи современных поэтов вплетались в ход действа, сопровождали движение зрителей, становились частью их личного опыта.

Дело не только в разнообразии жанров, инструментов, мелодий, сюжетов. Музыка, природный ландшафт, архитектура, хор и зрители ощущались как единое целое. Если новое время связано с «расколдовыванием» мира, то опера «Покрова» возвращала ему (пусть только на время звучания) ощущение волшебного единства космоса и музыки, природы и поющих голосов, человека и мира. И — переживание момента «здесь и теперь» как огромной ценности жизни.

Современное искусство в этом случае оказывается не столько «выставочным экспонатом», сколько частью экосистемы города и региона. Именно этому в 2017 году был посвящен проект «Жизнь живых» кураторов Алисы Савицкой и Артема Филатова. Эта ключевая для Арсенала инициатива возвращала искусство в естественную среду обитания, одновременно создавая связь произведения и «места действия» предметом рефлексии художника.

Речь о знаменитом нижегородском стрит-арте, художники которого работали с наследием старого деревянного города. Их произведения позволили «расширить» экспозиции Арсенала — в город. Некоторые из работ зрители уже знали. Так, работа «Кружева памяти» на стенах одного из первых кооперативных домов города на улице Нестерова была центральной для фестиваля уличного искусства «Новый Город: Древний» в 2015 году. На том фестивале, придуманном Артемом Филатовым, художники создавали работы по заявкам жителей домов и при их участии. Обитатели дома на улице Нестерова написали книгу о своем жилище — вот уж где что ни квартира, то со своим гением (от декабриста и астрофизика до архитектора, проектировавшего это здание). По этой книжке екатеринбуржец Тимофей Радя и москвич Стас Добрый изучили биографию дома и расписали его стены кружевами, напоминающими салфетки, которые вывязывали в середине ХХ века наши бабушки, украшая комоды и столы. К кружевам «салфетки» на стене примыкал белый «лист» с цитатой из «Исповеди» Августина Блаженного — той самой, где он изумляется, что «люди идут дивиться горным высотам, морским валам, речным просторам, океану, объемлющему землю, круговращению звезд, а себя самих оставляют в стороне!»

Специально к выставке «Жизнь живых» Арсенал выпустил путеводитель, в который вошли и «Сапоги» на улице Гоголя, написанные во дворе дома во время съемок фильма «Мисс Миллионерша» в 1988 году, и «Дом дяди Леши» на Большой Перекрестной — его ворота в сад расписали Федор Махлаюк и Владимир Чернышёв в 2011-м, и деревянная «Доска объявлений» на Ковалихинской, установленная Артемом Филатовым в 2016-м и ставшая «почтовым ящиком» для коммуникации не только жителей окружающих домов…

Словом, знакомый с детства Нижний в проекте Арсенала представал разом городом новым и древним, городом, где от Августина Блаженного до сада дяди Леши рукой подать, а на мостовой под ногами можно обнаружить бетонную кладку с латинской надписью Hic jacet (то есть «Здесь покоится»), пусть и новейшего времени и авторства Артема Филатова, но напоминающего и о бренности сущего, о том, как проходит земная слава и об условности границ во времени и пространстве. А вопрос под крышей маленького старого дома на Славянской улице «Как жить дальше?!», звучащий словно его вздох, резонировал с мыслями спешащих мимо прохожих.

В 2020 году Арсенал, успев после закрытия ГЦСИ побывать в составе РОСИЗО, стал Волго-Вятским филиалом ГМИИ им. А.С.Пушкина. Общим паролем для Пушкинского и Арсенала оказалось имя итальянца Джорджо Вазари, художника, архитектора XVI века, прославившегося, впрочем, больше всего «Жизнеописаниями художников, ваятелей и зодчих» (1550). Кроме подробностей жизни художников Ренессанса, Вазари мы обязаны привычной периодизацией европейского искусства — готика, ренессанс, маньеризм.

Для искусствоведов книга Вазари — хрестоматийное чтение, и музейщики Пушкинского — не исключение. Для Арсенала имя Вазари тоже близко: арсенал сделал Фестиваль текстов об искусстве «Вазари-фест» своим брендом, искусствоведческим аналогом Нижегородской ярмарки (пусть и масштабом поскромнее). Фестиваль проводится с 2014 года, и за десять лет «дедушка Джорджо» успел стать в Нижнем Новгороде весьма известным персонажем. Так что когда Пушкинский и Арсенал стали думать над общим проектом, то имя Джорджо Вазари явилось первым — те особенности манеры, стиля искусства XIV-XVI веков, о которых он писал, позволяла коллекция Пушкинского сделать зримыми, переводя Вазари с итальянского на язык подлинников. Арсенал же с его опытом работы с современными художниками и знанием своих зрителей превратил диалог нынешних авторов с шедеврами европейского искусства из коллекции ГМИИ в разговор о времени и о себе.

Поскольку для Вазари (1511–1574) художники XVI века были коллегами по цеху и современниками, он назвал их стиль maniera moderna, то есть современной манерой. В итоге маньеристы (а с легкой руки Вазари это определение пошло гулять по ученым трудам историков искусства) оказались первыми «современными художниками». Встреча двух «современностей» — тогдашней и нынешней — и стала нервом проекта. Кураторы Дарья Колпашникова и Екатерина Кочеткова смогли превратить трилогию «Названо Вазари. Готика. Возрождение. Маньеризм», которая поэтапно разворачивалась в Арсенале с 2021 по 2024 годы, в захватывающее приключение, полное открытий, неожиданных поворотов.

Кстати, об открытиях. Их совершали не только зрители, но и научные сотрудники Пушкинского. Например, заново была написана история выносного креста XIII века из храма в итальянской провинции Абруццо, о котором кроме того, что в 1927 году он поступил в собрание из Государственного музейного фонда, было мало что известно — на выставке «Названо Вазари. Готика» эта реликвия стала одним из центральных экспонатов. При подготовке выставки Василий Расторгуев, научный сотрудник Пушкинского, смог найти аналогичный выносной крест 1270-х годов в церкви в провинции Абруццо. Он оказался одним из ранних образцов традиции школы, связанной с городом Сульмоно. «Очевидно, что человек, который делал его, не знал об античной традиции. Это больше похоже на кельтское искусство, на работы скандинавских мастеров. Ближе все эти образы к книжным миниатюрам в Евангелии, Псалтири X–XI веков», — рассказывал Расторгуев.

Изумительная работа мастера XIII века могла быть вдохновлена книжной миниатюрой — а в XXI веке она стала героем и издания-каталога «Названо Вазари. Готика. Возрождение. Маньеризм». Этот том стал не итогом проекта, а его продолжением, возможностью вернуться к полюбившимся авторам, работам… Или вновь совершить путешествие в Италию XIII–XVI веков вместе с Вазари, чтобы лучше понять, что такое современность. Перефразируя любимый слоган Вазари-феста «Хочешь понимать искусство? Читай о нем!», можно сказать: «Хочешь понимать современность? Смотри выставки Арсенала!». И дедушка Джорджо Вазари вам в помощь!