Ася Маракулина: «Мне хочется делать разное и много»

Кто такие «молодые художники Петербурга», чем они живут? Чтобы найти ответы на эти вопросы, Masters Journal запускает рубрику «Портрет», в которой художники сами рассказывают о себе и о том, что им интересно. 

Героиня первого выпуска новой рубрики, Ася Маракулина, — о прогулках по городу, занятиях татуировкой, психотерапии, отношении к политике, любимых художниках, планах на жизнь и своей работе.

Видеопортрет Аси Маракулиной

Ася Маракулина принадлежит к наиболее интересным авторам своего поколения и не зря считается одной из надежд и петербургского, и в целом отечественного современного искусства. 29-летняя художница родом из Перми последние 10 лет живет и работает в Петербурге. За это время она окончила факультет искусств СПбГУ как художник-постановщик анимационного кино и Школу молодого художника Фонда «ПРО АРТЕ», получила стипендию московского Музея «Гараж», сделала девять персональных выставок и участвовала в нескольких групповых проектах в России и за ее пределами.

Беседа проходила в нынешней мастерской Аси в Заячьем переулке.

Город

То, что я точно знаю, — в новом городе мне совсем не сложно. Самое прекрасное состояние, которое может быть, — когда гуляешь по городу абсолютно случайно и просто знакомишься с ним с нуля. Если у меня есть один день в городе, то я просто позволяю себе идти и заходить куда глаза глядят. В такие моменты я чувствую себя максимально собой и максимально свободно. В этом году я так оказалась в Амстердаме. Я шла и находила какие-то уголки, и тихие, и шумные, какие-то закоулки и места, где сидела и ела, — это было здорово! Точно так же случилось и с Брюсселем, и с Осло.

Вы спрашиваете, какой город мне кажется лучшим, — пожалуй, я могу так сказать про Осло. Я вышла с вокзала, и это была любовь с первого взгляда! Там есть баланс живого — сочетание размеров, нового и старого, люди спокойны и расслаблены среди современной урбанистической архитектуры. Чувствуется, что там есть довольно строгие правила поведения — и в то же время свобода и комфорт. Я обошла центр Осло за день, и он очень изменчивый: на небольшом расстоянии умещаются разные типы пространств. Ты видишь сверхсовременный дом из стекла, и буквально через 150 метров — дикий водопад, шум воды и радуга, совсем дикий кусочек соседствует с архитектурой прямых линий. В районе Музея Аструп — Фернли меня поразило, что все вроде бы выглядит стеклянным и искусственным, но идешь между этими домами — и становится очень уютно. Мимо шагают бабушки в халатиках, купающиеся рядом с музеем, и понимаешь, что люди живут, а не трясутся над пространством. Я ходила там, и у меня забилось сердце, было столько эмоций, и так хотелось ими с кем-то поделиться, — состояние, очень похожее на влюбленность, только по отношению к городу.

Я много где жила в Петербурге, но только сейчас начинаю ощущать себя частью этого города. Почему я поехала сюда? Наверное, сработало ощущение от любого нового места: когда нам с подругой было по 15 лет, мы были без родителей и просто слонялись по центру. Не помню, чтобы я особенно ощутила его красоту, — намного сильнее были чувство свободы и желание жить именно здесь. Думаю, Москва не произвела бы на меня такое впечатление.

В Петербурге я жила сначала на юго-западе, в общежитии, когда поступала в «Муху», потом на Старо-Невском, потом на Бухарестской, около Института кино и телевидения, еще на «Удельной», — всё это были вынужденные места, с которыми не чувствовалось никакой сопричастности. Только когда я начала жить на «Приморской», я стала что-то видеть в структуре города и понимать, какой он различный. Я полюбила этот район искренне. Помню, как ездила на велосипеде и очень много там гуляла. Тогда еще был открыт залив, и я проводила время на Морской набережной, в районе «Прибалтийской». Одно время там проходили ночные мини-рейвы на насыпи: люди приезжали на велосипедах и танцевали на песке. Потом я наблюдала стройку: сначала всё отрезали забором, перекрыли выход на залив. Новосмоленская набережная, Смоленское кладбище, — в принципе, я весь район исходила и достаточно хорошо его знаю. Недавно туда приезжала, и было такое ностальжи…

В достуденческие годы было больше времени на блуждание по городу без особой цели. Были странные прогулки: я ходила пешком через весь Невский и весь Васильевский в начало Косой линии, на курсы лепки. Не помню, сколько это занимало, и не знаю, зачем я это делала. Сейчас я уже редко так гуляю. У меня с Петербургом все время какой-то баланс ненависти и коротких периодов любви. В этом районе, где я сейчас обитаю, мне очень нравится — я люблю ходить на «Чернышевскую» через Таврический сад, люблю милые зеленые дворы в сторону Новгородской улицы.

Мастерская

Эту мастерскую я снимаю с прошлого ноября, и последние пару месяцев она стала для меня родным местом. Идеальная мастерская — многофункциональная. Мне нужно, чтобы в одном пространстве было несколько рабочих мест, которые между собой не сильно пересекаются. Я занимаюсь живописью, рисунком, вышивкой, анимацией, начала заниматься татуировкой, и все это нельзя делать в одном пространстве. Здесь мне как-то удается: в одной комнате я делаю графику и живопись, вторая отдана тканям и занятиям татуировками. Я могу тут долго сидеть и просто… просто быть.

Процесс

С чего я начинаю работу? Когда параллельно идет много разных вещей, довольно сложно выбрать, чем заняться. Если не мешают внешние обстоятельства, нет обязательств, то я стараюсь прислушаться к себе — что я действительно хочу сейчас делать. Скажем, здесь, не выходя из мастерской, я начала серию натюрмортов. Меня это очень сильно увлекло, и где-то неделю я делала только их, потом почувствовала внутреннее сопротивление: я уже не думала весь вечер о том, что буду рисовать утром. Тогда я просто переключилась на другую работу, которой занималась до этого. Хочется, чтобы все естественно происходило.

Что будет дальше, не знаю. Мне кажется, я еще не исчерпала свой потенциал в том, чем занимаюсь. То, что я делаю, часто так не похоже по стилям и по техникам. Живопись — она совсем реалистичная, мне хочется сосредоточиться на этих конкретных предметах. Графика — вообще про какие-то сказочные миры пылинок и спор, грибов и червей. Совсем на отдельной волне — абстрактные схемы. В тканях — пространство воображаемых комнат. Мне хочется делать разное и много.

Конечно, мешает, что я не могу сфокусироваться на чем-то одном и довести до того состояния, когда тема исчерпана; начинаешь повторяться, со спокойной душой оставляешь ее и переключаешься на другую. Допустим, я начала работать с темой карт, была занята ею какое-то время, но не развила настолько, чтобы сделать большую выставку, посвященную только этому, и тем не менее я ее оставила. Это как уйти с вечеринки в самый веселый момент, чтобы не видеть, как все начинают грустить и не понимать, что они тут делают. Я, кстати, на вечеринках так же себя веду — стараюсь уйти в момент максимального веселья.

В серии с видами проспектов сверху и машинками я сделала какое-то количество работ, и самая сильная и самая честная потребность прошла. Понимаю, что из 20 таких работ на больших холстах получилась бы настоящая, крутая выставка, но первый запал прошел — и мне было бы тяжело их делать. Думаю, это не есть хорошо, поскольку способность удерживать интерес и работать над чем-то до конца — очень важна, и это проблема для меня.

Пока я берусь за всё, что мне кажется интересным. Хочется сделать выставку в Перми, поскольку там, откуда я, у меня еще не было никакого четкого и цельного высказывания. Хочется сделать красивый, личный, но в то же время понятный всем художественный проект.

Татуировки — то же рисование, просто имеешь дело с более сложной поверхностью, чем бумага. Я еще не придумала никакого проекта, но хочется, чтобы татуировки были не просто побочной деятельностью художника, хочется использовать их как новое поле для работы. Человек, у которого есть повод нанести новое изображение, — это не отстраненный зритель на выставке, всегда возникают индивидуальный контакт и диалог. Отзыв на то, что ты делаешь, гораздо сильнее.

Искусство

Ты сделал хорошую выставку — цельную, продуманную, тонкую, сложную, создал какую-то полифонию, — а люди пришли на открытие поболтать и попить вино, похлопали тебя по плечу и разошлись. Ты остаешься со всем этим один и не понимаешь, упало ли зерно в почву, поняли тебя или нет. Выставка создается без людей, а потом их приходит сразу много — и все как будто рассыпается. Не всегда остается ощущение своей деятельности как чего-то важного.

Мне кажется, у меня никогда не было выбора между искусством и чем-то другим. Так или иначе, все крутилось около искусства, даже когда я работала курьером, дизайнером, натурщицей… кем я еще работала? Все равно все делалось для того, чтобы была возможность заниматься искусством.

В марте нынешнего года я пошла на психотерапию — и за это время очень много узнала. Если я разберусь со всеми мешающими мне преградами и стану жить гармонично, спокойно и расслабленно, то, возможно (я допускаю такую вероятность), буду заниматься искусством совсем по-другому либо перестану им заниматься вообще. Сейчас я с интересом наблюдаю, как психотерапия влияет на то, что я делаю: все оказалось куда сложнее и интереснее, чем я предполагала. У меня появилось желание разбираться в этом дальше и, возможно, получить еще одно высшее образование — связанное с психоанализом.

Чего я не буду делать точно никогда? (Надолго задумалась.) Если б я знала (смеется). Я точно знаю, что не хочу, чтобы моя работа использовалась кем-то для осуществления чуждых мне идей и принципов.

Новости

Я практически не слежу за новостями — перестала это делать с весны–лета 2014 года. Конечно, если происходит что-то из ряда вон выходящее, я читаю, но в целом отношусь достаточно отстраненно. Помню, всю ту весну, начиная с Майдана, я провела, неотрывно читая шквал разнонаправленных новостей. Куда бы ты ни пришел, все говорили только об этом, в любом баре за соседним столиком обсуждали Крым, Майдан, войну. Сейчас прошло уже много времени, но я помню состояние ужасной тревоги и беспокойства от того, что ты никак не можешь повлиять на ситуацию. В какой-то момент сработали защитные реакции психики, и я просто перестала читать новости.

Одним людям важно быть на передовой, и они чувствуют возможность что-то изменить и делают свой выбор, а другому человеку нужно помимо этого заниматься тем, в чем он силен, поскольку так или иначе все изменится. Я чувствую, мне есть что сказать про существование человека, ведь когда все страсти утрясутся, человеческое все равно возвращается. Можно быть человеком, который видит, замечает и пропускает все происходящее сквозь себя, просто это будет не придумано, а естественно. Например, у меня есть проект про решетки, — каждый раз, когда я вижу решетки, у меня болит в душе, но я делаю его не потому, что сейчас такая ситуация в стране.

Художники

У меня много любимых художников, но в сложных и непонятных ситуациях я пересматриваю фильм, где про себя рассказывает Луиз Буржуа, — для меня она пример честности с самим собой. Человек прожил практически весь ХХ век, работая изнутри самого себя, и тем не менее ее нельзя назвать аполитичным художником. В мастерской я вспоминаю ее фразу «Для меня важно почувствовать качество тишины»: прихожу сюда и всегда прислушиваюсь. Звуковой фон очень значим для меня, и благодаря ей я теперь всегда прислушиваюсь к тишине. Так же я могу сказать про Дэвида Хокни: он прекрасный, очень гармоничный художник, тоже меняющийся и ищущий, но такой цельный. Это те, о ком я сразу вспомнила, хотя я много кого люблю — и Пивоварова, и Пригова. Когда начинаю теряться и мне нужен какой-то пример, я читаю книгу интервью Пригова.

Жизнь

Мне кажется, что этот год у меня переломный — он какой-то важный и хороший. Он начался сложно и сложно продолжается, но в то же время у меня есть новые мысли и хорошие предчувствия.

---

Текст: Павел Герасименко

Видео: Надя Горохова

Иллюстрации предоставлены Асей Маракулиной