Яркий, напоминающий цветные коллажи «Театр Модерн» Ольги Розановой, написанный в 1915-м, когда художница еще не отошла от футуристических экспериментов и увлеченно иллюстрировала «Заумную гнигу» своего друга Крученых, открывает экспозицию — и сразу задает уровень. С первых работ — шести акварелей и пары рисунков Кандинского, холстов Любови Поповой, Надежды Удальцовой, Веры Пестель и Александры Экстер — она впечатляет даже тех, кто давно следит за поисками неизвестных авангардных вещей. Этот процесс, инициированный Андреем Сарабьяновым и созданной им «Энциклопедией русского авангарда», идет давно, и как минимум с 2016 года — с двух выставок «До востребования. Коллекции русского авангарда из региональных музеев» в Еврейском музее и центре толерантности — идет публично.

Можно вспомнить, как впервые тогда был явлен миру натюрморт Якова Паина — художника совершенно забытого, в 1943-м пропавшего без вести, — и сейчас увидеть другой его натюрморт, с упавшими на раскрытую Тору коробочками тфилин. «Энциклопедия русского авангарда» стала инициатором и нынешней реконструкции, созданной вместе с Ельцин-центром (в 1921-м в Екатеринбурге прошла премьера выставки) и Вятским художественным музеем им. Апполинария и Виктора Васнецовых в Кирове, где была показана ее расширенная версия. Директор Вятского музея Анна Шакина, в течение десятилетий занимающаяся забытым авангардом, вместе с Сарабьяновым стала сокуратором выставки в Москве.

В Музее русского импрессионизма показаны 153 произведения 56 художников, прославленных и неизвестных, исчезнувших из истории вместе с выставками, на которые когда-то отправили их работы. Отправили и забыли, потому что разруха, продразверстка, война, тиф с испанкой, туберкулез. Голод, наконец, — главная напасть: в 1921 году он свел в могилу Марию Андреевскую, участницу графической группы «Всадник», автора яркой и смелой многоцветной линогравюры «Ветер», с девушкой, вешающей белье.

Все, что мы здесь видим, попало в Вятскую губернию в 1919–1921 годах. Из трех миллионов человек, живших тогда в губернии, 70 процентов не умели читать, те же 70 процентов населения Советского района Вятской губернии голодали. До революции здесь было самое передовое в стране сельское хозяйство, но в 1920-м крестьян так обобрали, что в итоге даже отменили продналог. Крестьяне бежали от голода и репрессий, но в городах ситуация была иной. Там оставались художники, учившиеся в столицах, в Вятку приезжал выступать Маяковский, а Михаил Матюшин, автор «Победы над Солнцем», подарил свою работу Вятскому губернскому музею искусства и старины. Этим музеем, в свою очередь, восторгался прибывший с визитом Игорь Грабарь. К 1920 году в губернии было 2928 библиотек, 214 народных домов, 26 театров, 23 кинематографа, и по числу изб- читален она была на первом месте в стране.

Таков контекст устроенных здесь выставок. Это было частью ленинского плана монументальной пропаганды, предписывавшего создавать в провинции музеи нового искусства и отправлять сюда работы художников, воодушевленных левой идеей. На короткий период, когда авангарду было по пути с революцией, художники взяли власть в искусстве: в 1919-м было создано Музейное бюро при Наркомпросе, закупавшее за госсчет работы современных мастеров и отправлявшее их в регионы. Тогда же появился Музей живописной культуры (МЖК) в Москве, призванный служить образцом для подражания. Выставка, устроенная Шагалом в Витебске, выставки в Рязани, Пскове, Козьмодемьянске стали частью этого процесса, и везде были свои лидеры.

Гениями места в городе Советске — переименованной Кукарке, что в 150 километрах от губернского центра, стали заведующий Советским райподотделом Евгений Медведев — архитектор, учившийся в Варшаве, и Сергей Якимов — работавший в школе экономист. Третьим был Сергей Вшивцев: один из 19 вятских живописцев, он участвовал в первой выставке в Советске в 1920-м, в только что открытом музее. Вторая выставка, через полгода, оказалась масштабнее, и к вятским художникам присоединились казанские — из Казани, где учились многие вятские живописцы, скульпторы и графики, прибыло 169 работ. Тогда-то в Советск попали и первые работы Родченко со Степановой — выпускников Казанского художественного училища, и холсты Фешина, у которого Родченко учился. Комиссия, выбиравшая работы для покупки музеем, оценила фешинский «Портрет Евлампиевой» в 70 000 руб.

Была еще третья выставка (322 произведения), которая планировалась передвижной и должна была отправиться из Советска — на тех самых телегах — в Яранск, Царево-Санчурск, Малмыж, Уржум, Нолинск, Вятку. Туда уже позвали столичных корифеев, включая «мирискусников», и предметного искусства там было существенно больше, чем абстракций. Но дальше Яранска выставка не двинулась. Какие-то работы остались в Яранске, часть оказалась потом в Вятке, часть в Советске — Кандинского они поделили поровну.

Сюжет с выставками получил развитие в соседнем городе Слободском, где стараниями художника Сергея Луппова тоже возник музей и экспозиция современного искусства, выделенного Музейным Бюро в соответствии со списком №8. В нем были и работы «мученицы» авангарда Ольги Розановой: она умерла от дифтерита в Солдатенковской больнице 7 ноября 1918 года, когда в первую годовщину Октября толпы людей шли по украшенной ее световыми панно Тверской. К моменту создания МЖК ее не было в живых — что сказалось на стоимости ее работ: в коллекцию Музея живописной культуры Розанову приобретали по неприлично низким ценам, не в пример другим.

Можно предположить, что щедро поделились ее работами с музеем в Слободском тоже потому, что в Москве некому было за них «болеть». Пять холстов теперь вернулись в столицу и будут показываться в Музее русского импрессионизма до 22 мая. Среди них — и две работы из серии «Игральные карты»: в «Трефовом короле» с некоторой долей сомнения угадывается Матюшин, в «Валете червей» со сдвинутым лицом — Крученых. Эти вещи так и хранятся в Слободском музейно-выставочном центре, где их стали показывать только в новейшие времена после того, как «Валета червей» попросил на выставку Метрополитен.

Это только одна характерная история, а их тут много. Московская экспозиция позволяет в полной мере понять судьбу художника в Советской России — тут представлены все варианты. Кого-то из ее героев сегодня не очень знают, потому что в 1930-х, повинуясь инстинкту самосохранения, они отошли от авангарда и смирились с соцреализмом — как, например, участник «Союза молодежи» и «Ослиного хвоста» Алексей Моргунов. Кто-то вовремя покинул страну, как уехавший в Италию Вадим Фалилеев и во Францию Николай Синезубов. Уехали и Кандинский, и Фешин, и Экстер. И Сергей Колесников, чей «Монгольский лама» стал, возможно, самым фантастическим открытием выставки. Биография его впечатляет: родился в Китае, в России входил в круг Фаворского и Купреянова, писал Монголию, умер в Саксонии после войны.

Рано умер, погиб на фронте, был репрессирован или выжил, но так и остался в провинции: все это причины, по которым мы плохо знаем или вовсе не знаем многих привезенных на выставку художников — но видим их связи друг с другом, учителей и учеников, тех, кто задавал тон, и тех, кто впитывал, следовал, подражал.

Яркие, 1910-1911 годов, работы Ильи Машкова висят рядом с дивной, лежащей спиной обнаженной Георгия Лазарева, его ученика, чьих работ до нашего времени дошло всего четыре. Ранние, 1915 года, кубические обнаженные Родченко показывают, что тот внимательно изучал Пикассо на стенах Щукинского особняка. Кубофутуристический «Пробегающий пейзаж» (1914) Ивана Клюна — живописный вариант его одноименного рельефа, который художник покажет через год на первой футуристической выставке «Трамвай «В», соседствует с кубистическими абстракциями Ивана Кудряшова, более позднего, чем Клюн, ученика Малевича. Он так и остался на всю жизнь вне Союза художников и официальной культурной жизни страны. Как и Константин Чеботарев — здесь его автопортрет и восхитительная акварельная «Троица». Чеботарева не принимали в Союз из-за пятна на биографии: в 1918-м он оказался в Томске у Колчака. Спасибо, что оставили в живых.