Он все-таки вышел. Новый «Бэтмен» DC — один из самых израненных проектов последних лет. У него были проблемы с самого начала: менялись концепции, режиссеры и сценарии, менялись исполнители ролей, включая главную (все началось когда-то с Бена Аффлека, но закончилось Робертом Паттинсоном). Потом случился ковид, и мировая премьера дважды была перенесена. Потом по известным причинам российский кинопрокат покинула студия Warner Bros., и релиз фильма в России был отменен. Под никого не обманувшим именем «Летучей мыши» (так, словно речь шла об экранизации оперетты Штрауса) «Бэтмена» показывали в некоторых отечественных кинотеатрах, поверивших в идею «параллельного импорта». Но вот теперь решили, что — можно. Практически официально. Российские прокатчики (пребывающие сегодня в хорошо объяснимом отчаянии) зажгли метафорический фонарь, направив луч света в темное небо, и «Бэтмен» прилетел. Больше некому. Даже Доктор Стрэндж не допустит нас в «Мультивселенную безумия». Да и ни к чему нам чужая.

О сбывшихся или несбывшихся ожиданиях по поводу нового «Бэтмена» или его сравнении с трилогией Кристофера Нолана на ту же тему предоставим высказываться тем, кто в принципе способен к процессу «ожидания Бэтмена» или испытывает некоторые малообъяснимые (поколенческие, возможно) иллюзии в отношении режиссуры Нолана. Интересно другое. Интересно, что Мэтт Ривз предпринял немалые режиссерские усилия — к тому же небессмысленные — для того, чтобы сделать свой фильм достойным внимания. И однако этих усилий оказалось недостаточно, чтобы можно было говорить не только о «перезагрузке франшизы» (популярная, но исключительно переоцененная тема), но и о свершившемся художественном факте. «Шрамы могут сделать нас сильнее», — глубокомысленно изрекает Брюс Уэйн в фильме. В принципе, могут. А могут и нет.

В первом же кадре нового «Бэтмена» появляется настольная лампа. В далеком окне, за которым наблюдает некто, прячущийся до поры от наших глаз. В соседнем окне — другая лампа. Этот «теплый ламповый свет» — не случайность. Весь фильм выдержан в теплых охристо-желтых тонах электрической ностальгии по американскому кинематографу конца 1960-х. У режиссера хватает решимости настаивать на приеме — и это тем любопытнее, что почти все остальное в «Бэтмене» в настырной манерке Загадочника нашептывает публике: «Скажи «нуар»!». Да и как не сказать?! Ведь сценарий фильма Ривза в итоге оказался «крутым детективом», стилизованным под легендарные выпуски серии «Черная маска» (супергерои комиксов рано или поздно должны были присвоить себе и эту маску). Не Чандлер с Хэмметом, конечно, но перипетии поисков убийцы мэра, следование за письмами, подброшенными таинственным злодеем; коррупция, разъедающая Готэм-сити на всех уровнях; множественные ложные следы, запутанные до той степени, когда уже почти неважно, кто же убил и куда исчезли второстепенные персонажи, все растворяется в мрачных тенях Готэма, — все это выглядит надежно и знакомо (в наилучшем смысле). К тому же повествование — начавшееся вдруг, внезапно, без последовательного изложения трагической истории семьи Уэйнов и обретения Брюсом Уэйном своей маски — ведется от первого лица: Бэтмен — Роберт Паттинсон, как и положено, возникнув «ниоткуда», готов шепотом поделиться глубокомысленной сентенцией, но до классического нуаровского «рассказа мертвеца» тут далеко, как и до «пахнущих жимолостью» убийств.

Еще персонаж Бена Аффлека должен был терпеть издевательства над собой, когда его Бэтмена спрашивали, в чем же его суперсила, а он отвечал, что, дескать, в деньгах. К Паттинсону в этом смысле вопросов еще больше. Если и есть что-то аномальное, супергероическое в его боевых возможностях, то, пожалуй, только за счет сверхпрочного пуленепробиваемого костюма, хитроумных тросов для прыжков и Бэтмобиля (всерьез в фильме не использованного, поскольку герой гоняет на мотоцикле) — а это все и вправду решается деньгами. Зато сам молодой Бэтмен вынужден драться на общих планах, демонстрируя честность собственных физических усилий. Если его толкают — он падает, если бьют — он принимает удар. Костюм спасает жизнь, но не физиономию: кажется, герой Паттинсона — первый Бэтмен с фингалом под глазом. Что только добавляет интригующих теней лицу актера (бледность многолетнего затворника, подчеркнутая нефункциональным рокерским гримом и романтической челкой, позаимствованной, как признавались авторы фильма, у Курта Кобейна, — все это делает из Роберта Паттинсона куда большего вампира, чем он был когда-либо. Почему бы вампирам и летучим мышам не быть в родстве?). Откровенный честный мордобой — это из «крутого детектива», как и манера низших полицейских чинов пренебрежительно гонять «частного сыщика» — а жанровая функция этого Бэтмена именно такова — с места преступления. Тем более что парень наряжен даже не в макинтош и шляпу-федору, а в черный плащ и шлем с ушками.

В Готэм-сити Мэтта Ривза идет дождь. Целыми днями. Пока не превратится в потоп, способный уничтожить город. Дождь, медленное и эффектное падение капель (именно в них, а не в трюки непобедимого героя вложил режиссер львиную долю сил и средств, выделенных на цифровые спецэффекты), лужи на асфальте, блеск воды, влажный расфокус, зарифмованный с замутненным сознанием персонажа, маслянистый свет фонарей на мокрых поверхностях (вот тут-то и пригодились «теплые ламповые» оттенки, замещающие контрастную светотень 1940-х) — все это визуальное роскошество говорит о том, что нуар для Ривза — не пустой звук. Тем более, что успевает он подумать и о том, как вписан его главный герой в пространство кадра. «Они думают, что я скрываюсь в тени. Но я и есть тень!» — мрачно бубнит одинокий Бэтмен себе под нос, и — в самом деле отвечая за свои слова — растворяется в темноте.

Мэтт Ривз как режиссер вызывает сочувствие, да, пожалуй, и симпатию — он очень старается «насытить» комикс средствами кинематографа. Использует субъективную камеру. Сочиняет высокотехнологичные линзы, вставив которые, носитель начинает видеть «картинку» слегка размытой и даже не черно-белой, а вирированной. Неоднократно задает важнейший для кино вопрос: «кто смотрит?» (чьими глазами мы видим то, что видим). И это даже не говоря о том, как достойно выглядят в его фильме хорошие актеры — от Колина Фаррела (невероятным образом спрятанного за гримом Пингвина) до Энди Серкиса (Пенниуорта) и Пола Дано (Загадочника, намеренно срисованного со знаменитого Зодиака — не столько финчеровского, сколько документального).

Три часа, которые идет фильм (его ругали за продолжительность), не кажутся чрезмерными — Ривз владеет ритмом, и каждую минуту от фильма, в котором собрано столько потенциально интересных киноприемов, ждешь, что все они, наконец, подчинятся единым правилам, единой воле, и станут не только торжеством дизайна (пусть и очень умного дизайна), но и системой идей и осмысленных образов. Но время идет, часики, заведенные Загадочником, тикают, — и ничего не происходит. Как только возникает острая необходимость определиться, зачем же все это было (а так происходит не раз), — как моментально авторы фильма извлекают на свет классическую голливудскую банальность: все дело в отношениях отца и сына. Любого отца с любым сыном. Или дочерью на худой конец. Все вокруг — страдающие сироты: и Брюс Уэйн, и Женщина-кошка (а она — при живом-то отце!), и Загадочник, и Джокер… и это в фильм еще не вошла печальная история мистера Пингвина. Стоит Бэтмену на миг утратить мотивацию, как он встречается взглядом с новоиспеченным сиротой — сыном покойного мэра — и мотивация вновь как новенькая. Дело не в том, что это набило оскомину, а в том, что не работает — и на самом деле невзначай, одной слезинкой ребенка, разрушает вроде бы тщательно возведенную конструкцию пресловутого нуара. Выстраданный скептицизм американских 1940-х (заместивший классический французский философский пессимизм оригинального стиля), бесповоротно взрослая горечь богартовских острот — так же важны, как крутизна детектива и красота дождя в асфальтовых джунглях. Бэтмену Мэтта Ривза лишь предстоит решить, хочет он статуэтку мальтийского сокола или на ручки. Пока он в замешательстве.

Ривз в финале, как и положено фильмам вселенной DC выруливает в пространство мифологии: его Бэтмен (которого весь фильм травят почем зря за высокое происхождение) видит, как гибнет в потопе город, и, буквально перерезая «пуповину» электрического провода, жертвует собой, камнем падая с высоты, — вниз, к людям, которых объединяет и ведет, зажигая во тьме кроваво-красный фальшфейер. Если у Снайдера Супермен обладал важнейшими атрибутами Спасителя, то нынешний Бэтмен вполне может претендовать на место Прометея. С той очевидной разницей, что печень ему будет клевать не орел с Олимпа, а Пингвин из Готэм-сити.