«Морскую» оперу Бенджамина Бриттена избрал для своей первой мюнхенской постановки Кент Нагано. Так дирижер, славящийся пристрастием к исполнению современной музыки, внятно заявил о репертуарных намерениях: активнее осваивать оперное наследие ХХ века.
Стальные внутренности военного корабля проткнуты вертикалями лестниц; в центре зияет мрачная дыра — круглое широкое отверстие, куда, как грешники в ад, вереницей спускаются угрюмые матросы. Сложное, разноуровневое пространство, косо перечеркнутое наклонными сходнями и спиральными обводами спусков, герметично, замкнуто внутрь себя; лишь вверху виднеется кусочек сумрачного неба, неприметно меняющего оттенки: от серо-лилового до малинового.
Никаких примет моря, волн, воды, свежести; постановщики — Петер Муссбах и художник Эрих Вондер — вполне прочувствовали и визуально проартикулировали генеральную идею оперы Бриттена: это суровая притча о корабле-вселенной, корабле — модели государства. В этом типично британском гештальте можно вычленить, впрочем, и литературные истоки. Герман Мелвилл, знаменитый американский маринист, на рассказе которого основано либретто (кстати, это первый опыт использования Бриттеном прозаического текста в опере), представлял себе идею корабля примерно так же — как метафору мироустройства.
В суровом мужском мире нет места женщинам, ибо женщин на военном корабле не может быть по определению. И некому смягчить жестокие нравы; противоестественная однополюсная вселенная строит иерархию взаимоотношений по уставу военного времени, словно по уставу монастыря.
В этом бриттеновский «Билли Бадд» отчасти смыкается с «Парсифалем»: та же герметичность мужского братства, аскетизм быта, идея верности долгу и главный персонаж — «естественный человек», Билли-найденыш, подобно Парсифалю не помнящий родителей, не знающий ни места, ни дня своего рождения. Однако постановщики подчеркивают в образе Билли скорее черты Спасителя: евангелические мотивы внятно звучат в сценической партитуре спектакля.
Фото: muzobozrenie.ru
В финале Бадд (Нейтан Ганн) ожидает казни, поникнув телом на мачте, как на кресте. Капитан Вир (Джон Дашак), с усилием поднявшись, снимает тело и, перекинув через плечо, тяжело шагает по наклонным сходням: это его личная, капитанова Голгофа. Отчетливые ассоциации с массой полотен на тему «Снятие с креста» и «Положение во гроб» здесь неизбежны: агнец, невинная жертва, искупитель грехов — атрибуты и качества Спасителя экстраполируются в пространство спектакля и сосредотачиваются вокруг образа Бадда.
Интересно поставить «Билли Бадда» — непростая задача: опера абсолютно лишена развлекательных моментов и жанровых отвлечений. Без малого три часа звучат лишь мужские голоса: соло, в разнообразных ансамблях и замечательно красивых, полифонически изощренных хорах (главный хормейстер Андрес Масперо добился потрясающей слаженности и точности исполнения от хора). Нагано к тому же усложнил задачу, выбрав первую, четырехактную редакцию оперы (1951 года). Гомогенная музыкальная среда, аскетически скупая, холодная тембровая окраска оркестра, графическая простота линий партитуры работают только на выявление глубинных, притчевых смыслов оперы. Тревожные пунктиры труб — словно морзянка SOS; сигналы, зовы, приглушенные фанфары пронизывают партитуру. С первых минут спектакля в воздухе витает предчувствие беды, и ты понимаешь: произойдет нечто ужасное.
Матросы, сцепившись руками, ввинчиваются, всасываются в нутро корабля; цепочкой-хороводом обходят яму, постепенно заполняя все уровни, до самого низа: это однолинейное, ползуче-змеиное движение людской массы завораживает. Фигуры солистов на мостике, повисшем над бездной, напротив, выглядят картинно и рельефно — квадратные плечи негнущихся мундиров и круглые плоскости фуражек эффектно смотрятся на сером фоне: режиссер словно играл в солдатики, расставляя живых людей внутри конструкции.
Само же сценическое оформление Эриха Вондера предельно статично. Визуально-пластический образ корабля не претерпевает изменений — это постоянная величина, константа, данность. Переменная величина — люди, матросская протоплазма — это кровь, текущая по жилам и артериям корабля-монстра. Ее не жалко расходовать, не жалко пролить. И кровь на «Неукротимом» благодаря стараниям садиста Клаггерта льется рекой. Бесконечные экзекуции, драки, избиения — воздух корабля напоен агрессией. И главный инспиратор насилия — лейтенант Клаггерт (Филлип Энс), начальник тайной полиции, деструктивная личность, чья картина мира лишена смысла и света, для него мир — страшное и темное Ничто.
Спектакль «Билли Бадд» — тот редкий случай, когда режиссерская, сценографическая и музыкальная интерпретации равно значительны, серьезны и философичны. Разносторонне образованный Муссбах (по образованию пианист, театровед, искусствовед, философ) сумел создать системную, внутренне подвижную метафору корабля-команды — как живого существа. Кент Нагано достиг того же ощущения чисто музыкальными средствами: оркестр Нагано был абсолютно адекватен визуальному ряду и звучал безукоризненно, другого слова не подберешь. Сверхъестественно чуткие и тонкие певцы: особенно хочется выделить выразительную и глубокую актерско-вокальную работу Джона Дашака — Капитана Вира, — которая вызвала бурю восторгов публики. Впрочем, для фестивальных спектаклей Мюнхенской оперы идеальный вокал и правильный кастинг — норма, не предполагающая отступлений.
Текст: Гюляра Садых-заде
Статья была опубликована ранее в «Газете» (gzt.ru)
Фото на заглавной иллюстрации: muzobozrenie.ru
