— За этот год онлайн-бытие стало важнее физической экзистенции — и в ближайшем будущем мы все будем жить только в онлайне. Собственно, мы уже там живем. Не там, а тут — мы ведь сейчас общаемся с вами онлайн. Нас начинают искать, только если мы перестали выходить на связь. После пандемии мы не сможем избавиться от этой онлайн-жизни. Она реальнее, быстрее и безопаснее физического существования. Пока мы еще как-то боремся, сопротивляемся, понимаем опасность, спасаемся в ретритах и онлайн-детоксах — хотя со временем все меньше. Но наши дети уже будут определять жизнь через активную зеленую точку рядом с именем. Они адаптируют этот формат под себя, сделают его приятным и удобным — но назад уже не вернутся. Как следствие, их сознание тоже изменится. Пандемия катализировала это бытие онлайн. Мы переживаем эпохальное событие мирового масштаба, о нем будут сниматься фильмы, писаться книги, создаваться блокбастеры — как сегодня про войну с фашизмом. Сейчас нужно успеть оценить смысл этого исторического перелома.

— Пока особых изменений нет, мы старались жить привычной жизнью, в которую по мере необходимости вносили коррективы. Но в проекте Чжан Хуаня уже были работы, созданные во время пандемии — в экспозицию были включены два полотна из серии «Любовь». Эта тема пришла, как ни крути. Как у всех культурных учреждений, у Эрмитажа сейчас времена непростые. Музей продолжает делать то, что он делал, но научные сотрудники перешли на дистанционный труд. Сейчас они занимаются спокойной архивной работой, которая обязательно принесет результаты. Думаю, у нас у всех сейчас есть невероятная возможность успеть все, что было задумано. Уверен, что будет постпандемический бум новых явлений и, конечно же, книг. Сложнее музыкальным институциям, потому что их жизнь связана с наполняемостью залов, продажей билетов по разрешенной квоте. Музыкантам приходится непросто — но и тут наступает время архивных поисков и совершенствования мастерства, так что все будет хорошо.

— Последствия 2020 года очень важны. Эпидемия подобна войне, социальному кризису. Потребление искусства никуда не денется, останется в том же виде, как и было. Изменится форма существования, создания искусства, его функционирования. И само искусство — вслед за обществом. Пандемия дала сильный толчок творчеству. Прямо сейчас, пока мы разговариваем, создается большое количество новых художественных произведений. Это будет большая постпандемийная история — искусство после катастрофы.

— Собственно, чего не хватает в условиях изоляции? Свежего воздуха и прикосновений, объятий. Потребность в касаниях, интимных вещах очень важна. Искусство интимное, нежное, рукодельное, конечно, будет иметь больший отклик, чем любые интернет-технологии. На последних арт-ярмарках процент продаж именно физического искусства вырос, поэтому я думаю, что такие интимные вещи — теплые, как домашние игрушки, как общение у камина — будут получать максимум внимания и приоритета, и это касается любых видов искусств.

— Глобальные проекты, на мой взгляд, никуда не денутся, потому что они всем важны и нужны. Вопросы к ним останутся, но форматы будут только расти. Сейчас уже понятно, что вирус — это временная история, уже идет политическая и экономическая борьба вакцин. В первой половине следующего года произойдет вакцинирование, мы все это переживем и в дальнейшем просто будем знать, что может возникнуть такая ситуация, когда мы все можем оказаться выпавшими из мировой истории. В целом, на мой взгляд, мировые форматы никуда не денутся: Зальцбургский фестиваль откроется новым триумфом [современного музыкального театра], Венецианская биеннале вернется к жизни с новой силой, а дальше хрупкость человечества будет обсуждаться еще много лет.

— Стало понятно, что любая культурная институция должна иметь возможность «упаковываться» в экран смартфона, уметь быстро прокручиваться на нем. У людей больше нет времени ни на что, поэтому представленность в вертикальном формате 2:1 теперь является основным способом существования и движения вперед. Для нас цифровое общение уже настолько привычно, что мы живем в камеру, через камеру и на камеру — и это уже никуда не уйдет. Конечно, после победы над вирусом нас ждет период новых объятий, возникнет нечто вроде «новой тактильности». Но она, в свою очередь, даст толчок цифровым технологиям, ведь ежедневная тактильность у нас сегодня связана прежде всего с тачскринами смартфонов. Я думаю, что будет много перформансов, связанных с прикосновениями, это станет новым мощным трендом.

— Тема цифры в виде цифровой копии реальности закономерно привела к утрате ауры реальности — подобно утрате ауры произведения искусства с наступлением эпохи технической воспроизводимости. Но наличие только цифрового контента в эти месяцы показало, что сегодня возникает какая-то новая цифровая аура — цифровая подлинность первичного ряда и оригинального контента. Она — в сиюминутности онлайна (в противоположность записи), в хрупкости потока (который в любой момент может сорваться), в уникальности происходящего, в нашей ориентации на транслирующую камеру. Цифровой контент получил новый «ауротизм», это явление останется и будет чем-то невероятно важным. Появится цифровое высокое и низкое, цифровое сакральное и профанное etc. Новая цифровая эстетика ждет своей разработки. Уверен, что философы уже активно изучают это по всему миру.

Например, видеоинсталляция Билла Виолы «Море безмолвия», хранящаяся в коллекции Эрмитажа, это de facto файл, транслируемый через телевизор. Понятно, что возможная копия этой работы будет представлять собой видеозапись этого экрана с другим разрешением и, наверное, с другим смыслом. Такие копии сегодня приобретают все большее значение в условиях недоступности оригиналов. Происходит примерно то же, что происходило после Второй мировой войны, когда многие произведения были физически уничтожены или пропали, сохранились только черно-белые фотографии в архивах. Ценность этих четких пленочных фотографий велика — они свидетельствуют и о самих произведениях, и о способах смотрения, об экспозиционных ансамблях. Все это делает нынешние цифровые копии потенциальными документами, которые тоже войдут в историю как странные, если смотреть из будущего, нечеткие, пикселизированные, лишенные ауры изображения, которые имеют свою определенную цифровую ценность. Нет сомнения, что в условиях, когда мы можем общаться и путешествовать только виртуально, роль цифровых изображений еще будет оценена по достоинству.

— Совершенно верно. Может. Думаю, что это неизбежный процесс. Главный вопрос в хранении цифровых произведений сегодня — это принципиальная неотличимость оригинала от копии. Пока это решается аналоговыми способами — бережно сохраняется оригинальный носитель. Но я думаю, что сейчас движение от аналога к цифре будет очень большим, учитывая и электронные подписи, и электронный документооборот, и новое электронное существование нецифровых объектов. Мы стоим на пороге новой, проникшей уже во все сферы эры, когда становится неважно, ни где мы общаемся с искусством и между собой, ни как, ни, в конце концов, кто мы, эти общающиеся — живые индивиды или автономные самообучающиеся программы.

— Еще года два назад у всех музеев количество виртуальной аудитории превысило количество аудитории реальной. Это касается не только музеев, но и известных музыкальных коллективов, трансляции концертов которых просматривает куда большее количество людей, чем может попасть на само мероприятие. С одной стороны, конечно, хорошо, что искусство популяризируется. Но здесь возникает и оборотная сторона — в восприятии людей стирается грань между оригиналом и копией, а значит, копия может быть легко принята за оригинал. Чем шире открываются двери, чем больше контента идет в онлайн — тем более копийным и менее ценным он становится.

В отношении музыки, например, имеет очень большое значение качество оборудования, на котором мы слушаем записи — пускай и считается, что даже от самой невероятной записи, воспроизведенной самыми мощными акустическими средствами, мы не получаем эффекта концертного присутствия. То же самое и с музеями: любая трансляция произведения все равно будет хуже, чем оригинал. Однако в будущем граница между ними будет становиться все тоньше, пока не станет совершенно неразличимой. Когда это все-таки произойдет, мы уже будем не в состоянии этого заметить — да нам, наверное, будет и не нужно.

— Да, это проблема, от которой никуда не деться — она всегда будет существовать. Понятно, что доступ к культуре всегда имеют люди среднего возраста — уже не дети, но еще не пожилые люди. Одна проблема уйдет вместе со своим поколением, другая, еще не осознаваемая нами, возможно, придет со временем. Может быть, эти проблемы будут связаны с голографией или с присутствием в каком-то еще формате, с которым наше поколение не справится, подойдя к старости.

— Мы только что открыли невероятную выставку Сесила Битона в Главном Штабе, успешно провезли оригинальные снимки через все кордоны — она будет работать до середины марта. В следующем году в Эрмитаже будет большое итальянское присутствие. Откроются выставки итальянского модернизма и итальянского дизайна — пока я не готов сказать больше. Еще будет выставка стекла — несколько лет назад мы делали в Венеции проект Glasstress, и я надеюсь, что в 2021-м он до нас доедет. До апреля в Большом дворе Эрмитажа будет стоять скульптура «Эрмитажный Будда» Чжан Хуаня, представляющая собой временную капсулу — она вбирает цвет стен Зимнего дворца, постепенно зеленея, потому что это необработанная медь. Со временем она «эрмитажизируется» окончательно, после чего покинет двор. Мы думаем, что следующей в проекте «Скульптура в Большом дворе» будет работа Марка Куинна — мы хотели сделать с ним совместный проект еще в 2020-м и надеемся, что в следующем году все сложится. Сейчас мне бы не хотелось больше ничего анонсировать — проекты современного искусства мы делаем на средства спонсоров, что заставляет нас быть внимательными и осторожными, следить за ситуацией в мире.

— Скажу не по порядку. Мне понравились города без туристов — Петербург и Венеция. В Москве я был на ярмарке Cosmoscow, на выставке ВХУТЕМАСа в Музее Москвы. В Петербурге для меня, конечно, основным событием стал переезд в Дом Радио коллектива musicAeterna. В уходящем году я присоединился к этой команде в качестве директора по России — моя задача заключается в том, чтобы перенести мой опыт культурного администрирования на Дом Радио. Мир музыки, в котором я оказался, совершенно невероятен. Когда смотришь на него из-за кулис, это совершенно особое впечатление. Бывать на репетициях оркестра и хора, быть частью невероятной команды — огромная привилегия.

— В Доме Радио предполагается построить институцию нового образца, которая станет не просто репетиционной базой musicAeterna, но своеобразным Центром Помпиду в традиционном городе, местом культурного единения представителей разных видов, стилей и жанров искусства. Это будет невероятный кластер, в центре которого будет располагаться оркестр и хор под руководством Теодора Курентзиса. В Доме Радио будут проводиться не только симфонические и камерные концерты — мы будем записывать музыку, восстановим радиовещание, создадим балетную труппу. Отдельно планируются и уже отчасти запущены серия образовательных мероприятий, выставки визуальных искусств, кино- и видеопоказы.

Это будет новое по духу пространство. Я вижу его гигантской резиденцией, где люди искусства находятся в постоянном движении и общении со всем миром и между собой, где все время создаются новые произведения. Это институция, ориентированная не на результат, а на процесс. Это не просто театр, концертный зал или музей, это лаборатория, в которой происходит постоянное движение художественной души, прорастающее в невероятные явления. Сейчас выигрывают направления, построенные на синтезе искусств, соединяющие оперу и перформанс, театр и музыкальное исполнительство — именно они принесли «Золотых львов» Венецианской биеннале Анне Имхоф (2017) и литовскому проекту Sun & Sea: Marina (2019). На границах жанров сейчас происходит самое интересное — и программа Дома Радио будет строиться на разработке этих границ, на развитии форм, позволяющих транслировать и конвертировать один вид искусства в другой. Смена их форматов сконцентрируется вокруг территорий перевода одного в другое — и эта смена окажется во всех отношениях ключевой.