Эти гастроли поразительны, как явление с того света. Возможно, они подтвердят, что лучше бы никто оттуда не возвращался, а театральным легендам стоит и оставаться таковыми. В конце концов, о театре Пины Бауш и ей самой написано и снято столько и так, что это само по себе большое искусство (начать хотя бы с того, что Пина Бауш играла у Феллини, у Альмодовара), ее и ее спектакли любила камера. Бауш была одним из величайших хореографов-режиссеров балетного ХХ века, про который теперь уже можно сказать исторически: это был век, которым правили хореографы. Говоря о Театре Пины Бауш невозможно вспомнить ни одной танцовщицы-звезды, таких там и не было. Звездой была она сама, и в принципе, все были уверены, что для ее театра — это мина, которая разорвет его в клочья, как только Бауш умрет или перестанет работать. Она работала не с классическим танцем, в котором каждое слово есть в неком общем «облаке», то есть словаре, а потому знакомо, понятно другим и может быть сверено с книжкой, как бы хореограф его ни сочетал. Бауш работала в сфере «современного танца», все свои слова выдумала сама, это был ее личный язык, слова были неотделимы от ее манеры двигаться — и зависимы от того, что Бауш сама покажет их танцовщикам, поправит, уточнит выговор, поставит правильно ударения. И вот она перестала и даже умерла. В принципе, ее театр должен был умереть вслед за ней. Но вот он.

С одной стороны, дело в том, что место его прописки — немецкий Вупперталь, ничем кроме Пины Бауш в танцующем мире не известный. Германия вообще — парадоксальный пример великой европейской культуры, где нет великого классического балета. Так что Театру Пины Бауш по смерти автора немедленно вставили в рот кислородный шланг и подключили к сердцу электричество. Ведь он — градообразующее предприятие, шире — национальное достояние. Возможно, на гастролях оно посетит и вас: это ощущение, что перед вами организм в коме, жизнь в котором неусыпно поддерживают медики. Или город-призрак, который добросовестно восстановили после тотальной бомбардировки: все на месте, но кажется, будто гуляешь по декорациям для киносъемки.

А может, все будет ровно наоборот. Возможно, вы будете смотреть, забыв себя, глотая дыхание, и когда закроется занавес, бить в ладони — чтобы лопнул внутри странный комок чувств, — как и было когда-то в Театре Пины Бауш поры расцвета, как аплодировали ему, ошеломленные тем, что он говорил со сцены — и как говорил. Часто повторяют фразу «в России надо жить долго». Но в случае Бауш кажется, надо вообще — жить долго. И ее Театр дотянул до того времени, что главная тема искусства Бауш стала той, что бешено волнует всех сегодня, о чем сегодня говорят, спорят, скандалят и уж точно хотят иметь мнение: гендер, женщина и что вообще с этим должно произойти и должно ли. Пина Бауш в своем искусстве настолько страстно и пристально вглядывалась в женщин, что казалось слегка странным, что по сю строну сцены, в ее собственной жизни всегда были мужчины: муж, возлюбленный, сын. Мужчинами театр Бауш интересуется только потому, что отношения с ними как-то влияют на женщин. Но это никак не феминистский театр в том смысле, что не касается никаких социально-политических пунктов вроде равной оплаты труда или доступности детских садов. Он про то, как люди живут, любят и умирают, и как что бывает с человеком, когда он — женщина: это определяет твою реальность, настаивает Бауш, и возможно, прямота, глубина и страстность, с какой она это утверждает, сегодня сделают ее слоном (слонихой) в посудной лавке «новой этики». Только не называйте ее авторкой, балетмейстеркой или режиссеркой. Во-первых, это дурно звучит, а во-вторых, она — не то, не другое и не третье, она — Пина Бауш.