Десятников, Штраус, Курентзис
10 июня, ДК Солдатова

Для открытия фестиваля, которым руководит Теодор Курентзис, не придумать лучшего названия, чем «Смерть и просветление». Это симфоническое резюме девятнадцатого века, и название пьесы точнее было бы перевести как «Смерть и преображение» — и то и другое 24-летний Рихард Штраус оркестровал блестяще.

Однако главная часть концерта и едва не всего фестиваля — симфония Леонида Десятникова «Зима священная 1949 года», написанная 110 лет спустя и подводящая черту уже под двадцатым веком и всеми его метаморфозами, в том числе музыкальными. В основе — стихотворный текст советского учебника английского языка для пятиклассников (Польская Р. Б., Шпигель Ц. Г. Stories for Boys and Girls. М., 1949). Объяснить природу «Зимы священной» авторской иронией было бы слишком просто: soviet english звучит как новая латынь, а заклинательные формулы хора вроде «sport makes you healthy, healthy and gay, and gay, and gay» — как приговор инквизиции и прошлое, которому не скажешь до свиданья. По прошествии часа, с колоссальными взлетами и оглушительными паузами, приходится лишь испытать растерянность и ощутить сиротство как сиротство. Последний раз симфония звучала в России шесть лет назад под руководством Александра Ведерникова, и если можно было бы желать большего, то именно исполнения Курентзиса.

Double Helix
11-13 июня, Завод Шпагина, Д1
Фестивальная программа последних лет постепенно уходила от государственных академических искусств оперы и балета в сторону современного танца и перформанса — от диктата Автора к равноправному союзу нескольких художников. В Double Helix работа хореографа Нанин Линнинг понимается не в смысле сочинения оригинальных и разнообразных танцев — как раз если смотреть отдельно репетиции в классе, танцы Линнинг кажутся набором тривиальностей, — но как организация тел и пространства. Движение перформеров неотторжимо от костюмов Барта Хесса (он известен, в частности, работой с Леди Гагой). Сюжет Double Helix можно в грубом виде определить как «дано мне тело — что мне делать с ним?». Тела вырываются из пут и коконов, покрываются наростами, приобретая босховские очертания (в резюме Линнинг есть работа к 500-летию со дня смерти ренессансного сюрреалиста). Перформанс предусматривает вовлечение зрителей — если что, от красоты нужно держаться на безопасном расстоянии.

Сольные программы этого года построены по принципу «горшочек, не вари». Вадим Холоденко играет 36 вариаций Фредерика Ржевского «Когда мы едины, мы непобедимы» и раритетные «Вариации на русскую тему» Бетховена (13 июня). Финский пианист Йоонас Ахонен привозит пьесы Сальваторе Шаррино и Ребекки Сондерс, потенциальный хит Бернхарда Гандера «Питер Паркер» и еще один бетховенский цикл, «33 вариации на вальс Диабелли» (что вдвойне красиво: только что в Перми исполнили рекомпозицию Ханса Цендера «33 вариации на 33 вариации» — оригинал слушайте 11 июня). Антон Батагов сотоварищи готовит премьеру собственной пьесы на тексты Пушкина и Хармса (13 июня). Все трое выступают в Piano-gala: полная темнота, публика разложена вокруг рояля на ковре, программу объявляют только на выходе. Такая широта репертуара — не кураторская блажь, не экзотика, а то, что однажды должно стать филармонической повседневностью, но пока никак не становится.

Между тем, герой фестиваля и его главная тема очевидны. После открытия с оркестром musicAeterna, в совместном концерте под названием Lux Aeterna выступят хоры musicAeterna и musicAeterna byzantina, превратив Завод Шпагина в храм (12 июня). Другие концерты под стать: Церемония памяти Пауля Целана с премьерами сочинений Ретинского, Невского и Курентзиса на стихи великого немца (13-14 июня); Мистерия, где пьесы барокко и авангарда подобраны и исполнены так, что вся музыка становится современной (15 июня). В этой череде авторский вечер Леонида Десятникова, третий за последние пять фестивалей, выглядит тихим Рождеством в семейном кругу (17 июня).

«Пропавшая дверь. Потерянная комната»
18-19 июня, Театр-Театр

Название театральной компании Peeping Tom — английская идиома, обозначение вуайериста. В положении этого самого peeping tom’а всегда оказывается зритель: в спектаклях Габриэлы Карризо и Франка Картье действие происходит в закрытых комнатах, душный быт плавится, превращается в сумрачный абсурд, и выхода из этого шикарного ада не найти. Так было в «Матери», которую бельгийцы привозили на Театральную олимпиаду в Петербург, и в постановке «Дидоны и Энея», только что показанной в Женеве. Нужно ли подробно объяснять, в чем суть спектаклей под названиями «Пропавшая дверь» и «Потерянная комната»?

superposition
16-17 июня, Завод Шпагина, Д1

Работы композитора и медиахудожника Редзи Икеда, как часто бывает с произведениями art&science, лучше всего аннотировать статьями из научных словарей. Так вот, «суперпозиция — это наложение альтернативных (взаимоисключающих) состояний, которые не могут быть реализованы одновременно с классической точки зрения». Если проще, это допущение, что некий объект находится во всех возможных состояниях одновременно. Икеда утверждает, что в его перформансе в суперпозиции находятся все элементы — звук, изображение, поведение человека. Если и так не стало яснее, остается просто смотреть: визуальный ряд имеет конкретное математическое происхождение, но прекрасен и в качестве абстрактного орнамента. Слушать труднее: фестиваль предупреждает, что в перформансе используются предельные громкости, и «событие не рекомендовано людям с неврологическими особенностями здоровья».

Моцарт, Курентзис
20 июня, ДК Солдатова

После всех репертуарных чудес, явленных в камерной программе, фестиваль закрывается ультраконсервативной (и это мягко говоря) программой: две самые популярные, они же две последние симфонии Моцарта, Сороковая и Сорок первая. В этом, разумеется, и фокус: обе симфонии исполняются на жильных струнах и старинных духовых инструментах и звучат так, будто написаны не в конце 18 века, а на двести лет раньше и одновременно на двести лет позже — Моцарт в суперпозиции. К симфониям прибавлена «Масонская траурная музыка» того же автора, состоявшего в означенной ложе. В названии — вся соль пермского фестиваля: обман ожиданий (на закрытии нужно играть что-нибудь веселое), великая патетика и великое чувство причастности к тайному обществу.