В венецианской лагуне все как будто причуда. Островная жизнь, которой в силу стечения обстоятельств или повинуясь туристическому императиву продолжают здесь жить по старинке, не знает привычного уклада. Всем бывавшим в этих краях знаком раж, с которым начинаешь фотографировать напропалую все подряд: вапоретто на Гранд-канале, мостки, сложенные штабелем на мостовой до завтрашнего наводнения, маленьких рачков с макаронами-бисеринками (местная вкусность), лодки-мусоровозы (городская клининговая служба), денди в резиновых сапогах по грудь, не ведающих страха перед acqua alta, крыс, греющихся на солнышке… Все наперекосяк, не город — а диво дивное! Эрнест Хемингуэй, не бывший однолюбом, прикипевшим душой к Парижу, в позднем романе Across the River And into the Trees воспел эти чудны́е места, возможно, превзойдя в венециофилии всех патеров и муратовых этого света. Его герой — отставной американский полковник, — оставил свое сердце на самом древнем и самом венецианском из местных островов — Торчелло.

Остров острову здесь рознь, и выбирать есть из чего. Лидо с роскошными пляжами, Бурано, где всем вирусам назло продолжают плести небесной прелести кружева, Мурано, где обосновались стеклодувы и художники по стеклу… В наш город, в котором выбор острова определяет в жизни горожан немало вплоть до того, будете ли вы коротать белую ночь перед разведенным Благовещенским мостом, не успев на родной Васильевский, — или все-таки переберетесь по Троицкому на Петроградку, и там, без спешки, спокойно встретите рассвет в баре возле дома, — привезли коллекцию работ из стекла, выполненных по заказу знаменитого муранского Фонда Беренго. Как это ни удивительно, на Мурано, где в каждом закоулке стеклодувная мастерская или лавка с симпатичными ожерельями и замысловатыми вазами, ко всему прочему есть живущий на свой лад арт-центр. Фонд Беренго приглашает художников — и звезд, и тех, чья слава еще впереди, — поработать в своей стеклодувной мастерской. Приглашаются все: и те, кто имел дело с этим материалом, и совсем далекие от декоративно-прикладных ремесел. Идея связать технологии производства и обработки стекла с современным искусством зародилась на Мурано еще сто лет назад. С тех пор много кто пытался попробовать себя в этом художественном эксперименте — и в последнее время Фонд Беренго в нем преуспел. Уже больше двух десятилетий он проводит большие выставки работ, выполненных в его мастерской, начав в 2008-м с экспозиции в Палаццо Кавалли-Франкетти — дворце в самом центре Венеции, его штаб-квартире. Так начинался Glasstress. Тогда выставку приурочили к биеннале, включив ее в параллельную программу. Впоследствии Фонд Беренго неоднократно участвовал в биеннале, а также гастролировал по всему свету, показывая свои проекты в Бейруте, Дордрехте, Лондоне, Нью-Йорке, Риге, Стокгольме. Тони Крэгг, Роберт Уилсон и Заха Хадид, сотрудничавшие с фондом, сделали персональные проекты, Эрмитаж подключился к этой истории не один год тому назад — и вот теперь Главштаб на пару месяцев оккупирован объектами и скульптурой из стекла на все вкусы.

Это эффектное зрелище под стать явейновским интерьерам, безрассудно просторным — и при их циклопических размерах лишенным какого бы то ни было стиля. Конечно, в Главштабе лучше всего показывать такие пограничные, не укладывающиеся в установленные рамки проекты, где художник по стеклу превращается в contemporary artist, современное искусство мимикрирует под декоративно-прикладное, куратор вступает в неравный бой с потолками, взмывающими в забетонированное небо, а стекло принимает самые невероятные формы, становясь то гигантской люстрой, то обычной шляпой. Современное искусство в этом имперском пространстве смотрится неловко, любая живопись или скульптура теряются, если не построить для них временные залы, а вот «промежуточные» жанры здесь как раз более чем уместны.

Стекло в работах художников Фонда Беренго претерпевает всевозможные метаморфозы. Одному оно грезится абстрактным объектом, другим — материалом для неоклассицистической скульптуры или постмодернистского ерничанья. Зеркало в пышной раме, жутковатая марионетка для постановки в кабаре, прозрачные костыли, подвешенные за крюки, подозрительно напоминающие полумесяц, передвижные леса для монтажа выставок, угри и прочие морские гады с рыбного рынка на Гранд-канале и даже замороженный ванитас — из стекла делают все что угодно. Ради полного и безоговорочного изобилия к нам привезли даже декоративные вазы одного из муранских классиков Лино Тальяпьетра.

В этом аттракционе звезды выступают в своих привычных амплуа: Сезар имитирует в стекле спрессованные объекты и сборы, Братья Чепмены упражняются в вариациях черепов, Тони Крэгг представляет биоморфные абстрактные скульптуры, Ай Вэйвэй оттачивает черный юмор. Для кого-то работа со стеклом — продолжение прежних проектов, для кого-то — попытка говорить на другом языке. Иным художникам этот пластичный материал представляется идеальным для реализации самых неожиданных фантазий, как в анимации можно изобразить то, чего не снять в кино. Стекло раскрепощает, как материал, вписывающий замысел в некоторые формальные рамки и при всем при том дающий волю воображению. Эта свобода передается зрителю — стоит только отвлечься от эксцентрики аттракциона и увидеть в этих вещах не подобие цирковых фокусов или непредсказуемые метаморфозы, а венецианские причуды.