Британское кино многим обязано Генриху VIII. Можно сказать, что в известном смысле именно благодаря ему оно обрело национальную идентичность. В начале тридцатых годов английский кинематограф переживал кризис: из двух ведущих авторов — Хичкока и Асквита — революцию звукового кино 1929 года безболезненно принял только Хичкок (Асквиту нужно будет много времени, чтобы пережить удар, и режиссер уже никогда не будет прежним). Кроме того, звук, давший толчок развитию национальных кинематографий, Англии как раз ничем не помог: на том же языке, пусть и с акцентом, говорил Голливуд, и такой конкуренции было не выдержать. Но тут как раз в Англию приехал Александр Корда — и понял, что останется тут надолго.

Корда всегда был более продюсером, чем режиссером, он не просто умел снимать кино за небольшие деньги (хотя мог и развернуться), но его амбиции к этому времени совершенно спокойно выдерживали любую театральность картинки: условность мира, «нарисованного на куске старого холста», была для него в высшей степени приемлема, ему, похоже, нравились театральные декорации, натура казалась дорогой и сомнительной. Универсальный ключ, подобранный Кордой к кинематографическим сюжетам, назывался «частные жизни…». В разные годы своей карьеры он снимал и продюсировал фильмы под названиями «Частная жизнь Елены Троянской» («она скрывала эти секреты три тысячи лет!» — гласил рекламные слоган), «Частная жизнь Дон Жуана», «Леди Гамильтон» (то есть по сути «Частная жизнь адмирала Нельсона»), «Возвышение Екатерины Второй». А тогда, в 1933 в Англии, он снял «Частную жизнь Генриха VIII» — и обнаружил, что наткнулся на золотую жилу. Фильм заработал в восемь раз больше потраченного. Но не только это было главным, здесь все сошлось: преданность англичан театру и театральности, их интерес к «частным жизням» великих деятелей (а где этого нет?) — и любовь к бесконечным подробностям быта («история повседневности» на острове — не академическая дисциплина, а предмет гордости и экстатической привязанности). Король Генрих в исполнении великого Чарльза Лоутона был грандиозным, трогательным и смешным одновременно. Великовозрастный пухлый капризуля, у которого королевский долг и политические страсти отбирали одну игрушку (в смысле — жену) за другой, а сам он гневался, дулся, резался в картишки в брачную ночь с Анной Клевской, тискал фрейлин, бегал занимать денег у гвардейцев в одной ночнушке и кушал с необыкновенным аппетитом все, включая, кажется, бутафорию и реквизит. Отсутствие пафоса ничуть не мешало «величию Англии», напротив, лишь подчеркивало равенство островитян в глубокой приверженности национальным традициям, включая иронию по отношению ко всему на свете. Все заканчивалось на шестой жене Генриха Тюдора — Екатерине Парр. В финале фильма она, заботясь о здоровье супруга, отбирала у Его величества куриную ножку. Этой куриной ножкой и было указано общее направление английского коммерческого кинематографа.

С тех пор историю Генриха экранизировали десятки раз, в кино и сериалах, драмах и мюзиклах, как трагедию и как комедию. Король бывал деспотом и слабаком, самодовольным тупицей и решительным мыслителем, солдатом и монстром, сладострастником и романтическим влюбленным, горько разочаровывающемся в своих возлюбленных. И всегда это была история о человеке, желающем подчинить себе мир, оставить наследие, терпящем крах всех надежд, и обретающем желаемое лишь после смерти — но не так, не с теми и не тогда. Один из самых любопытных и многообещающих сюжетов о Генрихе VIII мы все еще ждем: Дэмиан Льюис вновь сыграет короля в финальной части сериала о Томасе Кромвеле. А один из самых оригинальных — вот он: «Игра королевы» (Firebrand, «Смутьянка») бразильского режиссера Карима Айнуза.

Шесть жен Генриха до недавних пор делились на Анну Болейн и всех остальных. Почему королеве №2 отдавалось предпочтение — понятно: она (точнее ее гипотетический сын) — повод для Реформации в Англии, первая жертва, большая страсть, мать будущей великой королевы, героиня выдающегося фильма Эрнста Любича (который, кстати, Корда обожал и считал образцом в кино) и т.д. Не так давно — в сериалах в основном — начали вспоминать про ту, другую, «которая была до Анны Болейн» — про Екатерину Арагонскую, испанскую принцессу, католичку, с которой король развелся. Джейн Сеймур, мать единственного сына-наследника, умерла в родах, Екатерина Говард и ее отрубленная голова — в кино дублируют Анну Болейн, Анна Клевская — это та, которая дуется в карты, а Екатерина Парр — это уже практически «на титрах» истории, о ней на экране вспоминали разве что в связи с ее мужем (четвертым!) Томасом Сеймуром и его сомнительных отношениях с юной Елизаветой Тюдор.

«Игра королевы» — это как раз история Екатерины Парр, жены №6. В изложении — что немаловажно — современного автора (вот тут, вероятно, уместно сказать «авторки») исторических романов Элизабет Фримантл. Тихоня и скромница, сыгранная Алисией Викандер, оказывается той еще «смутьянкой»: она умудрилась быть «святее Папы Римского» с точностью до наоборот — быть более протестанткой, чем Генрих, Томас Кромвель и епископ Гардинер вместе взятые. В фильме пытаются сформулировать ее взгляды (которые — ни много ни мало — именуются «видением лучшего будущего для Англии»), более того — вслед за Фримантл раскапывают крайне интересную историю реально существовавшей проповедницы Анны Аскью, сожженной в Лондоне за ересь. Но всерьез разобраться в тонкостях традиционалистских, протестантских и радикальных анабаптистских течений в тогдашней религиозной жизни для кинематографа задача несколько странная, и фильм Айнуза бросает это гиблое дело на полдороге. Успев смутить умы туманными намеками или попросту подтасовками — и Анна Аскью вдруг начинает убеждать английских селян в необходимости читать Библию по-английски. Спасибо, мэм, но перевод Библии уже давно состоялся и был важнейшей частью Реформации. До того неловко вышло, что простодушные журналисты всерьез пишут о религиозном консерватизме Генриха VIII.

Ничего дурного «Игра королевы» не замышляла, и ее задачей было не объяснить, какие именно взгляды были у Екатерины Парр (или приписывались ей), а то, что они у нее в принципе — были. «Пусть у Настеньки появится чувство, хоть какое-нибудь», — заклинали в старой советской сказке. «Пусть у женщины появятся взгляды, хоть какие-нибудь», — заклинают в новейших сказках. Это само по себе уже достаточно радикально. Вооруженная «взглядами хоть какими-нибудь» героиня Алисии Викандер, как и положено, страдает от притеснений — Генриха VIII играет Джуд Лоу, и на своем гербе он мог бы гордо выбить: «Рожденный притеснять».

Джуд Лоу уже сделал все, чтобы о нем забыли, как о молодом красавчике и сердцееде, а помнили, как о выдающемся актере. А потом сделал это еще раз. В роли Генриха, облаченный во внушительные толщинки и с выбритой лысиной на лбу, он явно упивается «токсичной маскулинностью» своего персонажа. Король омерзительно забавляется и азартно делает пакости, вдохновенно пирует, от всей души вместе с придворными распевает свой главный хит про «Старые времена в хорошей компании» (банальные слова этой песенки вдохновляли известных рокеров), вручную пересчитывает зубы фрейлинам, громко орет от адской боли, причиняемой гангреной ноги, и заставляет подданных наслаждаться запахом своей гниющей плоти. Кокетливо пряча глаза, намекает приближенным, что с надоевшей королевой пора поступить «так, как мы это обычно делали…», сует супруге крест прямо в рот и совокупляется в той хрюкающей манере, что заставила бы покраснеть от негодования самого Чарльза Лоутона. В общем, король живет со вкусом, пока не умирает.

Со вкусом — и исторической точностью — создан в фильме и антураж «старой доброй Англии». Зеленая английская трава умело играет зеленую английскую траву, костюмы, снабженные чепчиками, гульфиками и бородами выглядят вполне аутентичными, за обедом королю предлагают блюда, известные по документальному фильму ВВС «Тюдоровский рождественский пир». Словом, вещественный мир фильма выгодно отличается от «вечеринки в стиле Тюдор», в которую обычно превращаются фильмы на историческую тему (чернокожая Анна Болейн — это еще цветочки). Но у здешней «вечеринки» своя кульминация. Ею становится смерть короля. Не будучи в силах подготовить зрителя и читателя к этому известию, признаюсь просто, что Генриха VIII убила Екатерина Парр. Задушила его, лежащего на смертном одре. Почему доселе этот исторический факт не был обнародован — а потому что дело замяли. Это вам не куриную ножку отобрать.

Зачем это понадобилось «Игре королевы» на самом деле понятно. Не от хорошей жизни. И даже не для того, чтобы подчеркнуть разрыв с традицией «частных жизней» на экране. А потому что — и вот тут вторая и главная «неловкость» «Игры королевы» — кроме пресловутых «взглядов» у Екатерины Парр здесь нет никакой истории. Никакого внятного действия, кроме того, что она «что-то замышляла» (попробуйте поставить такую задачу актрисе!), а будучи под стражей, дерзила священникам. Невыдающихся способностей артистка Викандер, оставаясь благожелательно непроницаемой большую часть действия, дважды играет по-настоящему драматично: когда королева пытается вручную остановить выкидыш — и в момент убийства. Которое тем самым и превращается в единственный по-настоящему феминистский жест. После скорой смерти наследника, на престол, правда, взойдет католичка Мария Кровавая, что явно идет вразрез с чаяниями радикальной протестантки Екатерины Парр, но логику все еще не считают главным женским оружием.

Зато финалом фильма станет длинный план рыжеволосой — в отца — юной принцессы Елизаветы. Награжденной природой и внешностью актрисы Юнии Рис таким тонким лицом и длинным «аутентичным» (словно с известного портрета) носом, что сама киногения подтвердит очевидное: все в Англии и так давно знают, кто у них главная феминистка.