— Я учился на математико-механическом факультете СПбГУ, но не доучился, убежал работать. Была достаточно тяжёлая финансовая и семейная ситуация, мне было 17–18 лет, — словом, хотелось работать, и я пошёл.

Так у меня образовалась карьера в мире технологий. В Петербурге есть такая компания — Ascreen, которая занимается оснащением музейных и образовательных площадок мультимедиа. Я работал в ней менеджером по комплексным проектам: общался с заказчиками, подбирал для них подходящие решения.

— Царскосельский музей-заповедник например, разные школы и университеты. Было интересно разбираться в различных современных технологиях, однако мне было некомфортно заниматься офисной работой, это не то, к чему у меня лежит душа. Но однажды произошла странная история, после которой я уволился с работы и решил заняться творческими практиками.

— Сейчас расскажу. Я поехал со своей бывшей теперь уже девушкой в отпуск в Париж. Там мы пошли, конечно же, в Лувр смотреть «Джоконду» и оказались в огромной толпе: все стоят, смотрят, галдят, фотографируются.

Поэтому шумная толпа меня не смутила, но в какой-то момент поток людей стал настолько интенсивным, что меня смело с места, где я стоял, чуть протащило и развернуло на 90 градусов к другой стене, а там «Брак в Кане Галилейской» — картина на библейский сюжет: церемония бракосочетания, гости сидят за П-образным столом, все грешны, а в центре, где сходится перспектива, сидит Иисус, и у него такой канонический взгляд.

Стою и думаю: «Почему Иисус такой классный, а я такой жалкий?» — мурашки по спине, катарсис, вот это вот всё. И это при том, что я очень далёк от религиозного мировоззрения. Решил, что нельзя больше себя обманывать, и уволился по возвращении из отпуска.

— Лет семь назад. Поскольку моя работа была связана с технологиями, я начал делать проекции, используя уже известные мне инструменты. Это были работы для театров, виджеинг в клубах, одной из первых крупных работ стало сотрудничество с симфоническим оркестром капеллы «Таврическая».

После полутора лет исканий я понял, что нужно вернуться к собственному образованию, поскольку я плыл по течению и не мог понять, чем и для чего занимаюсь, где нахожусь в общем культурно-историческом процессе и куда стремлюсь. Я тогда постоянно зависал в «Четверти» (лофт-проект в переулке Пирогова, 18; закрылся в 2014 году. — Ред.), помогал организаторам.

Так что далеко ходить не пришлось, там у двери почти сразу, согласно с моими настроениями, появилось объявление на листке А4, что открывается Школа Розы (Школа вовлечённого искусства «Что делать». — Ред.). Отлично, подумал я — и записался учиться.

— Да, вполне. Для меня этот опыт оказался очень полезным: интересный коллектив — и преподавательский, и студенческий. Со многими ребятами дружу до сих пор, иногда захожу лекцию прочитать или послушать в ДК Розы. Этот опыт только пробудил мою жажду к дальнейшему поглощению знаний.

После «Что делать» я поступил сразу же в Школу Родченко, в мастерскую к Алексею Шульгину и Аристарху Чернышёву. Там меня настолько разрывала тяга к знаниям, что я учился одновременно в трёх мастерских: ходил ещё к Кириллу Преображенскому и к Владиславу Ефимову и выполнял задания одновременно по проектной фотографии, видеоарту и интерактивным медиа.

— Все были только за, там часто случается миграция студентов между мастерскими. Это тоже, конечно, был очень классный опыт.

— У меня было много проектов, связанных с интервенциями в публичное пространство. Например, я, вдохновившись на мастер-классе ::vtol:: (Дмитрий Морозов. — Ред.) разговором с Леной Никоноровой, вмонтировал в светильники в подземном переходе датчики, которые гасили светильник, когда человек проходил под ним, а потом включали его снова. Я взламывал по одному каждую ночь и пытался найти порог восприятия людей в публичном пространстве: сколько подряд должно погаснуть светильников у человека над головой, чтобы он или она это заметили? Но на самом деле люди почти ничего не замечают или замечают очень редко.

— Да. Но, к сожалению, тогда у меня была Nokia за тысячу рублей, и видеодокументация очень скудная, снятая на школьную камеру — в те дни, когда она была доступна. Ну и я тогда не думал о важности документации такого рода работ, о каком-то их сохранении. Ещё во время учёбы в Родченко я много работал с видео в мастерской у Кирилла (Преображенского. — Ред.), у него были очень необходимые базовые задания: переснять сцену из фильма, снять интервью.

— Мои любимые режиссёры — братья Коэн. Я переснял одну из ключевых сцен их фильма «О, где же ты, брат?», в которой герои поют песню слепому владельцу студии звукозаписи. Я переснял эту сцену, исполнив все роли, снял себя с разных ракурсов на хромакей.

— Я так и не сделал диплом. Я из тех людей, кто откладывает это на несколько лет. Но я его когда-нибудь, наверное, сделаю у Алексея Шульгина. А после Школы Родченко я был в резиденции CEC ArtsLink в Альбукерке и учился в Институте «Стрелка» в Москве.

— Помимо участия в cultural exchange, мастер-классах, artist talks, перформансах в местных галереях, у меня родился классный проект — эксперимент в области медиаактивизма. Я создал дискуссионную платформу на колёсах Virtual Reality Van — минивэн с виртуальной реальностью. Микроавтобус Chevrolet 1981 года я начинил разными девайсами виртуальной реальности, сервером, аккумулятором, инверторами, генераторами. Всё это получилось благодаря сотрудничеству с местным художественным сообществом в Альбукерке. Кто-то подарил мне этот минивэн, кто-то учил ремонтировать машину, потому что я совсем не car guy.

Да, с 19 лет, но никогда не занимался починкой. Поэтому минивэн был для меня большой игрушкой: я его чинил, полировал, красил — было классно. На базе этой платформы на колёсах я проводил Global Friendship Workshops — «Мастер-классы глобальной дружбы». То были такие наивные, очень спекулятивные воркшопы.

С участниками воркшопа мы составляли список основных, по их мнению, проблем, а потом предлагали некую глобальную дружбу как инфраструктуру, которая поможет эти проблемы решить. Затем мы визуализировали свои концепции в VR. Специально для этой части я создал такие наборы, которые позволяют быстро в VR визуализировать любые идеи, это была комбинация stop-motion-анимации и виртуальной реальности, то есть stop-motion-анимация в 360. Можно было предлагать сколь угодно фантазийные решения.

И везде проводил такие поп-ап-мероприятия и показывал записи, которые были сделаны на предыдущих воркшопах. Получались ролики; к примеру, в Нью-Мексико студенты придумали идею цифрового Робин Гуда — алгоритм, который будет грабить богатых онлайн и перечислять средства в благотворительные фонды или бедным.

Проект впоследствии любопытно преобразился: два года спустя в Питере мне пришла идея прикрутить в этот проект современные криптотехнологии, и мы с ребятами даже собрали круглый стол в резиденции Quartariata на эту тему.

— В идею использования браузерного майнинга. Когда браузерный майнинг много обсуждали как вредоносное ПО, у меня в голове щёлкнуло: «Это же тот самый цифровой Робин Гуд!» Но наш проект должен был, во-первых, сообщать пользователям, что происходит, быть честным и выводить сообщение вроде: «Сейчас ресурсы вашего компьютера будут использованы для майнинга в благотворительных целях».

Во-вторых, он должен был что-то давать взамен, например доступ к какому-то уникальному контенту. Я подумал: можно сделать онлайн-площадку, на которую загружались бы свежие произведения художников. А пока люди их смотрят, программа благотворительно майнила бы с использованием их компьютера.

Но потом проект тормознулся: такие большие площадки, как Google и Facebook, начали блокировать всё, связанное с браузерным майнингом, потому что в основном это всё-таки вредоносное ПО. Но я думаю вернуться к проекту.

Сейчас снова наступил подходящий момент в блокчейн-технологиях в целом: спекулятивный хайп поутих, исчезли стартапы, которые хотят строить пирамиды, нет такой волатильности курса, спекуляций и наживательства всё меньше.

— Из последних интересна «Пропаганда VHQ». Она выросла из идеи-шутки про эмансипацию пропаганды. Идея вот в чём.

Разные стороны используют эти инструменты в своих целях, хотя сам по себе набор инструментов безвреден, и наша задача — срочно его освободить, и не использовать, а просто позволить ему быть собой. Предъявить зрителю сам инструмент, ничего в него не добавляя.

Мы сначала пошутили, а потом я предложил своему приятелю, композитору Мите Вихорнову, сделать какую-нибудь работу на эту тему. Ему идея понравилась. В итоге я написал тексты, Митя записал музыку и голоса своих детей, читающих эти тексты. Часть текстов произносит петербургский оперный певец Владимир Миллер, у него уникальный голос, бас-профундо, самый низкий в мире.

Я писал тексты на основе стихов рубежа XIX–XX веков, в них ставил какие-то проблемы, передавал настроение, но ни в одном тексте не было конкретики: в чём именно проблема, что с ней делать… просто бродил вокруг да около, использовал манипулятивные приёмы, которые ни к чему не вели. Визуальный ряд я тоже подобрал соответствующий — абстрактные образы. Потом мы с Митей свели всё это, мы здорово сработались. Так получилось первое наше произведение, мы его показывали на выставке Proun в Москве. На «Эпизоде» я тоже его показывал.

— Первый «Эпизод» был посвящён разным регистрам восприятия действительности, тому, как по-разному могут быть интерпретированы явления. И художников я подобрал таких, которые работают с интерпретацией данных, репрезентацией их в разных контекстах, и в этом плане «Эпизод» был очень лёгким для восприятия, потому что от зрителя ничего не требовалось, кроме готовности и желания получить опыт — открыть глаза и уши.

— Они будут выходить раз в месяц, иногда, по особым случаям, дважды в месяц. Предполагаются очень разные форматы: импровизационные музыкальные джем-сессии, аудиовизуальные лайвы, театрализованные перформансы. Один «Эпизод» может продолжаться несколько часов будним вечером, а может занять все выходные. При этом между самими мероприятиями ещё наличествуют образовательная программа, художественная резиденция, открытые конкурсы и много всего.

— Пока нас хватит. Идея в том, чтобы заинтересовать и тех, кому любопытна актуальная повестка, и тех, кто далёк от экспериментальных трендов аудиовизуального искусства, саунд-арта и видеоарта.

Это будет очень необычно для Планетария, где всё всегда сопровождается проекциями. Мне давно хотелось взяться за Планетарий и «Люмьер-Холл» и сделать там параллельную программу, в рамках которой будет демонстрироваться не научно-популярный контент, а художественный, причём совершенно разный.

Есть ещё планы показывать видеоарт. Среди моих знакомых интересных художников есть Миша Максимов из Москвы. Мы иногда на удивление синхронно мыслим. Стоило мне только подумать о культурном феномене ASMR (это особое воздействие ряда звуковых и визуальных образов, которое вызывает ощущение эйфорического покалывания в шее, мурашки) — и вокруг ASMR сформировалась целая онлайн-культура, довольно забавная.

Так вот, стоило мне только подумать — и Миша уже делает проект, где осмысляет этот феномен. Мне нравятся Мишины работы, связанные с мобильными digital-платформами, игровыми движками, в то же время у него очень классный видеоарт, и думаю его показать у нас обязательно.

— Конечно вижу. Во-первых, «Эпизод» включает в себя публичную образовательную программу, в рамках которой состоятся как практические занятия для увлечённых людей, так и популяризирующие современное искусство лекции для широкой аудитории.

Когда мы выступали в этом году на фестивале CTM, посвящённом саунд-арту и экспериментальной современной музыке, то видели очень разную публику. Бабушки и дедушки действительно были, и видно, что это не внук их с собой притащил, а они сами пришли, потому что им интересны новые культурные влияния, и они слушают, смотрят, обсуждают. Мне кажется, наши бабушки…

— Да, мне очень хочется работать с нестандартными форматами. Я не боюсь выглядеть по-дурацки с позиций конвенционального искусства и обращаться к аудитории, которую не принято считать профильной или модной. Мы не официальная культурная институция и готовы идти навстречу нетрадиционным штукам.

— В конце апреля, возможно, состоится демоверсия «Эпизода» — мероприятие, на котором будут показаны куски грядущих больших произведений и разные импровизационные коллаборации. В мае состоятся два «Эпизода»: один — посвящённый Фестивалю Блока, другой — перформансу Даши Раш и Станислава Глазнова (Antarctic Takt), который они репетировали прошлой весной в Планетарии № 1, а в этом году представят его полнокупольную версию для нашей аудитории.