Его план замысловат, но точен: надо свергнуть зажравшегося Зевса. Буквально зажравшегося: бессмертными богов делают поглощаемые ими человеческие души. У Прометея три чемпиона, каждый из которых должен нарушить установленный олимпийцами порядок (то ли гармонию, то ли «орднунг» — зависит от взгляда). Эвридика, которая выйдет живой из царства мертвых только для того, чтобы поведать людям о беззакониях Зевса. Ариадна, которая сумеет противостоять божественному пророчеству самым радикальным и кровавым образом (нет, Тезей тут ни при чем, это все миф). И, наконец, третий, нехрестоматийный, но вполне канонический персонаж, умело вытащенный сценаристами, как джокер из колоды: Кеней. Это его заглавная «К» «исказила» привычное слово «хаос». Его история (про кентавромахию) в «Каосе» подвергнута наибольшим изменениям, но осталась суть: Кеней был когда-то Кенеидой и после смерти не сможет упокоиться в Аиде, поскольку он — явное нарушение божественного закона. То, как сценаристы вплели сюда маму-амазонку и мучительные отношения с ней, отвергнутую любовь, изгнание из родного дома, бесприютность и постепенное обретение себя, сделано настолько простодушно и прозрачно, а с другой стороны так профессионально сводит сюжетные концы с концами, что заставляет на миг забыть о том, что все это олимпийское богоборчество свелось в очередной раз к частной (возможно, личной) истории. Но именно преодолевший собственное проклятие Кеней — ключ к обретению свободы от всех богов и падению Олимпа. То есть, по мнению Чарли Ковелл, торжеству подлинного гуманизма. И такой миф сегодня есть, конечно. Выдержит ли он испытание Кроносом, то бишь временем, — еще вопрос. Но вот тут как раз хотелось бы второй сезон: посмотреть на Крит и остальной мир, лишенный богов, и на критян, живущих по принципу «когда бога нет, то все позволено». Сдается, однако, что на этом нить повествования здешней Ариадны обрывается.