Неправы те, кто полагает, будто Голливуд «насаждает» (ну или хотя бы «транслирует») некие «американские ценности». Голливуд в Америке всегда был государством в государстве, на протяжении всей своей истории он с завидным постоянством умел вызывать гнев правобережного истэблишмента (будь то, в разные периоды американской истории, «левого» или «правого»), и чуждость «голливудских ценностей» «американским» не раз становилась поводом для государственной опалы. Если коротко, то Голливуд с самого своего основания стремился научиться формулировать на языке экранных образов универсальные, наднациональные ценности, которые не зависели бы от культурного бэкграунда зрительской аудитории. В любом французском фильме француз увидит в сто раз больше, чем самый образованный и франкофильствующий нефранцуз; любой российский фильм — будь то Звягинцева или, наоборот, кого-нибудь из Михалковых — скажет отечественному зрителю в сто раз больше, чем самому вдумчивому иностранцу. И к любому из американских фильмов, снятых за пределами Голливуда, — у независимых продюсеров, на небольших студиях, — это рассуждение также вполне применимо. Вот там — американские ценности (что бы это ни значило), и американская фактура, и специфика нравов и социальных типов, которая любому американцу внятна, а для любого неамериканца темна и условна. Голливуд же применяется к конкретике американских реалий немногим больше, чем к реалиям французским, российским или вообще индийским. Он мыслит стереотипами, он оперирует моделями и модулями, фильм за фильмом и эпоха за эпохой пытаясь угадать и вычислить, какие же из этих стереотипов и моделей носят настолько общечеловеческий характер, что никакая национальная специфика (а также культурная, религиозная, социальная и т. д.) им не помехой. Голливуд — это «Золотая ветвь» Фрэзера в действии, это эпическая экранизация трудов Проппа (который давно бы занял почетное место среди великих филологов прошлого, вéдомых одним лишь пытливым филологам настоящего, если бы к его «Морфологии волшебной сказки» как к первоисточнику не отсылал каждый, даже самый тухлый, голливудский учебник сценарного ремесла). И если Голливуд вот уже сто лет как остается безусловным лидером кассовых сборов в мировом прокате, то это не потому, что он как-то особенно коварно и эффективно девальвирует эстетические ценности на потребу толпе, а потому, что он именно так — и именно для этого — и был придуман: существующим и понятным поверх любых границ и систем. Это не означает, что такой подход — единственно возможный или даже лучший. Это означает лишь, что он действенный. Снять фильм так, чтобы он оказался равно воспринимаем китайским кули, немецким автослесарем и аргентинским гаучо? Очень нетривиальная, если вдуматься, задача. Ее-то Голливуд и решил. И продолжает решать. С переменным успехом, подчас жертвуя ферзями во имя свободы пешек, на злую радость всем ценителям высоких и сложных построений… Но за пределами Голливуда эту задачу решать, сколько ни пытаются, так и не могут научиться. Вероятно, потому, что быть простым — намного сложнее, чем кажется.