В помпезных интерьерах «Ленинграда» — в недалеком прошлом одного из главных кинотеатров нашего города, а ныне арт-центра, креативного кластера и культурно-досуговой зоны одновременно, — искусство Г.А.В. Трауготов не утратило своего обаяния. Ему нипочем ни полированные мраморные полы, ни глядящие друг в друга зеркала. Все-таки удивительно, как трогательны и сильны после всех авангардистских ухищрений, после постмодернистского скепсиса, после того, как художник мутировал в интеллектуала с артистическими наклонностями, эти рисунки и картины, сделанные как будто для себя и своего домашнего круга. Арт ведь давно уже не знает ни нечаянной радости, с которой рука находила новое движение линии, ни дерзости положить на холст несколько кричащих красок рядом. Все это осталось в монографиях о модернистской живописи, аукционных каталогах, мемуарах Василия Кандинского и ему подобных первопроходцев формотворчества. Сам я — большой любитель фовизма, но говорить об этом особенных поводов нынешнее искусство не дает. Выставка «Лица и лики» семьи Траугот в «Ленинграде» — как раз тот самый случай, когда стоит завести разговор о «естественном человеке» в contemporary art. И, кроме того, это выставка о том, как искусство обретает особенную силу, живя семейной жизнью.

В «Ленинграде» показывают не только трио художников, в которое входили отец семейства Георгий Траугот и два его сына Александр и Валерий, подписывавшие свои работы тремя инициалами, «Г.А.В. Траугот», — но расширенный семейный круг. Во-первых, здесь представлены работы Веры Яновой — супруги Георгия Траугота и матери Александра и Валерия, чудесной художницы, выставлявшейся до обидного редко: ее вещи, впрочем, уже знакомы публике по выставке Трауготов, прошедшей лет десять тому назад в Мраморном дворце, после смерти Яновой. Тогда было выставлено много ее работ, которые до этого видели лишь друзья дома. Также в «Ленинграде» можно увидеть керамические объекты Элизабет де Треал де Кинси-Трауготт — жены Александра Траугота.

По нашим отчетно-эффективным временам, индексирующим все в скопусах и вебофсайнсах, это междусобойчик какой-то, а не выставка. В современном искусстве ведь тоже делают вид, что приличия нужно блюсти, пресекая кумовство и амикошонство. Однако порядок вещей непросто поколебать: как в прежние времена, так и теперь художественными ремеслами занимались и продолжают заниматься семейно. Семейные кланы художников, скульпторов, зодчих существовали и продолжают существовать. Говорят, что в Лугано, как и во времена Петра Великого, по-прежнему работает мастерская Трезини. Да что там Лугано! Разве не дороги нам фильмы Андрея Тарковского, в которых звучат стихотворения его отца Арсения Тарковского? Про Михалковых и говорить нечего: этот творческий коллектив с нами навеки. Династии художников продолжают задавать тон и на петербургской художественной сцене. Их влиянию на художественную жизнь посвящены выставки в Музее истории санкт-петербургского искусства. Не так давно тут прошла большая ретроспектива династии Игнатьевых, затем была экспозиция, посвященная семье Савиновых.

Трауготы — часть ленинградской и петербургской традиции. Основатель династии Георгий Траугот учился у Петрова-Водкина и начинал в двадцатые в «Круге художников». Его сыновья входили в «Орден нищенствующих живописцев» — сообщество нонконформистов, сформировавшееся в послевоенные годы вокруг художника Александра Арефьева и поэта Роальда Мандельштама. Эта семья хранит связи с авангардистской традицией и стоит у истоков позднесоветского независимого искусства. Ее роль сложно преувеличить, поскольку Трауготы любимы не только коллегами по цеху и искусствоведами. Едва ли найдется петербургский дом, в котором нет издания с иллюстрациями Г.А.В. Трауготов — cказки Андерсена, Перро, Гофмана, братьев Гримм издавались и переиздаются в оформлении этого художественного трио. С детства обожаю «Кота в сапогах» с их картинками и их «Заколдованный холм».

Трауготы — это книги, с которыми мы росли и взрослели в веселых путешествиях по сказочным странам. Мы передаем эту радость и привитый трауготовскими иллюстрациями вкус к неопримитивистскому рисунку своим детям. В неоэкспрессионистской графике и живописи этих художников есть легкость и свобода, которых недостает безукоризненно триумфальным проектам Джефа Кунса и лихим эскападам Олега Кулика. Их работы лаконичны и точны, иногда трогательны, всегда узнаваемы по мастерски разведенной на пестрой палитре грязнотце и до безыскусности артистичны. Трауготы не строили карьеру, стремясь покорить разом Документу с Манифестой. Они жили и живут своим искусством, к которому причастны несколько поколений неискушенных любителей прекрасного и которому благоволят взыскательные критики. Сложно сказать, существует ли народное искусство, о котором было столько разговоров и кривотолков, но художники, чьи работы узнают даже те, кому этот самый арт совершенно пополам, есть и будут. Имя Трауготов знакомо немногим, но их книжные иллюстрации любимы всеми.