Одинокий голос человека
Майя Кучерская о лауреате Нобелевской премии по литературе Луизе Глюк
12 октября 2020
В этом году Нобелевский комитет совершил, кажется, самый бесконфликтный и беспартийный выбор из возможных, присягнув вечным ценностям. Премия по литературе ушла американскому поэту Луизе Глюк (в США ее имя произносится «Глик»), на которую никто всерьез не делал ставок — в списке букмекеров она занимала 19-ю позицию, не имея ни шумной фан-группы, ни лоббистов.
Тем не менее, дома читателей и поклонников у нынешнего лауреата достаточно. Луиза Глюк — обладательница бесчисленного количества национальных премий, среди которых Пулитцеровская и Национальная книжная, а также звания «поэта лауреата» Библиотеки Конгресса, что для поэта в США — высшая честь.
Шведская академия вплела в массивный лавровый венец Луизы Глюк и свою ветвь, в очередной раз продемонстрировав миру, что «дух дышит, где хочет» — и навещает не только представителей актуальных политических трендов, как это не раз случалось прежде, но и просто поэтов, от политической конъюнктуры бесконечно далеких. Всю свою жизнь Луиза Глюк писала тексты исповедальные — о собственных переживаниях, воспоминаниях и снах, о близости смерти и природе как идеальном зеркале этих переживаний. Ее первый сборник Firstborn был опубликован в беспокойном 1968 году, но и в этой тонкой книжечке прямых отголосков тогдашних политических бурь и антивоенных протестов, бушевавших на улицах крупных американских городов, не найти.
Отставим сейчас в сторону вопрос о том, как щедро может быть награжден поэт, живущий в Америке и даже работающий «по специальности» — последние годы профессор Йельского университета Луиза Глюк вела курсы поэзии и в других местах, и не раз повторяла, что в свое время студенты помогли ей выйти из кризиса, снова начать писать и до сих пор они продолжают радовать и изумлять ее своими текстами. Работающие литературные институции, позволяющие художнику дышать и жить — увлекательная тема, но сегодня многим важнее понять, насколько заслужена эта награда, почему именно Луиза?
Первое и главное. У американских читателей Луиза Глюк действительно очень популярна, ее стихи постоянно цитируют в соцсетях и иллюстрируют в инстаграме, а американские студенты, во всяком случае те, что увлекаются литературой, и в самом деле читают ее книжки — и отнюдь не в рамках курсов, исключительно для себя. Она и вправду любима. За что?
Рискну предположить: за понятность и человечность. Ее стихотворения написаны просто, настолько, что по ним можно учить английский язык — с одной стороны, с другой — сквозь их призму можно перечитывать и понимать собственную жизнь. Поэзия Луизы Глюк сюжетна, новеллистична, часто сводима к маленьким историям в стихах. Судите сами.
Snow
Late December: my father and I
are going to New York, to the circus.
He holds me
on his shoulders in the bitter wind:
scraps of white paper
blow over the railroad ties.
My father liked
to stand like this, to hold me
so he couldn’t see me.
I remember
staring straight ahead
into the world my father saw;
I was learning
to absorb its emptiness,
the heavy snow
not falling, whirling around us.
Это стихотворение примерно о том, как в конце декабря отец повез дочку в Нью-Йорк, в цирк, держал ее на плечах на пронизывающем ветре, а она смотрела вперед, на мир, который видел перед собой и он — и училась этот мир понимать, впитывая окружавшую ее ледяную пустоту и тяжелый непадающий снег. Невстреча ребенка и родителя, который как будто желает девочке добра, везет ее в цирк в декабрьские рождественские дни, однако не в состоянии понять, как холодно и одиноко ей там, на его плечах — многим близкая картинка.
© Fernando Vergara
Другое, самое, наверное, знаменитое ее стихотворение, «Дикий ирис», тоже посвящено теме, внятной многим — погружению в смерть и выходу из нее. Рассказано об этом опять-таки с опорой на простую лексику и прозрачный синтаксис:
At the end of my suffering
there was a door.
Hear me out: that which you call death
I remember.
Overhead, noises, branches of the pine shifting.
Then nothing, the weak sun
flickered over the dry surface.
В переводе Валерия Черешни это звучит так:
И вот, после всех мучений,
открылся выход.
Эй, вы, снаружи: то, что зовется смертью, —
помню, —
шум, опахало сосны надо мной.
И все. Тусклое солнце
блеснуло в просвет.
Луиза Глюк много пишет и о любви, и о связанной с ней боли; «Эрос» — одно из самых цитируемых в последние дни из переведенных ее стихотворений — как раз об этом:
В отеле, придвинув стул к окну, смотрю на дождь.
Это был то ли сон, то ли транс —
я любила, и все же
ничего не хотела.
(…)
Тебя больше не было во мне.
Пару дней в чужом городе.
Разговор, прикосновенье руки.
И вот, я сняла обручальное кольцо.
Это все, чего мне хотелось: стать голой.
Глюк и сама хорошо понимает, что сочиняя о себе, пишет обо всех. «Думаю, мои трудности и радости не уникальны, — сказала она в одном из интервью. — Мне неинтересно помещать в центр внимания себя и свою конкретную жизнь, я хочу сосредоточить внимание читателя на борьбе и радостях людей, которые родились, а затем были вынуждены уйти».
Нобелевский комитет сформулировал это ее свойство достаточно точно, наградив Глюк за «безошибочный поэтический голос, который своей строгой красотой делает индивидуальное существование универсальным». Разумеется, так устроено любое сильное поэтическое высказывание (да и вообще искусство): говоря о себе, поэт говорит от имени всех.
А потому не столь важно, лучший ли поэт Луиза Глюк из сочиняющих нынче на английском языке. Как и то, не достойнее ли ее другие претенденты, давно томящиеся в очереди на Нобель, от Харуки Мураками до Маргарет Этвуд.
Важно, что ее поэзия напоминает о том, что искусство совершенно не обязано сосредотачиваться на актуальной повестке, что призвание художника говорить о жизни и смерти, любви и красоте. Оставаясь пленником времени, он все-таки остается заложником вечности.
В этом году Нобелевский комитет совершил не просто тонкий, но еще и мудрый выбор, словно бы напомнив, где современный человек, измученный мировой чумой и политическими катаклизмами, может наконец передохнуть. С книжкой Луизы Глюк в компании, а значит, с самим собой наедине.
Текст: Майя Кучерская

Заглавная иллюстрация: © Sigrid Estrada / AP


Читайте также: