В соревновании между младшими Брейгелями как главными копиистами старшего и ими же, только в роли самостоятельных художников, тут скорее выигрывают последние. В первую очередь благодаря тому, что выставка действительно велика — в «Новом Иерусалиме» выставлены семьдесят вещей. Причем начинается она даже не с работ детей главного Брейгеля, а с картин его современника Мартена ван Клеве Старшего (1527–1581), его «Избиения младенцев». Здесь девятнадцать вещей Питера Брейгеля Младшего, включая развеселого до непристойности «Бобового короля», очень близкую копию отцовской «Проповеди Иоанна Крестителя», и прекраснейшего «Доброго пастыря», который в 1920-х принадлежал Николаю Рериху, а еще раньше считался работой Брейгеля-отца. Здесь и маленькое тондо Питера Младшего «Богач и льстецы», экспонированное в 1934-м на исторической выставке в Амстердаме, после которой оценка творчества младших Брейгелей была поднята на достойную их высоту. Работа весьма натуралистично иллюстрирует голландскую пословицу про льстецов, готовых залезть в задницу к богачу, причем среди расталкивающих друг друга локтями и буквально ныряющих в эту задницу есть и монах. Во времена Брейгелей это была, видимо, страшная крамола — пожалуй, пострашнее, чем у нас сейчас.

Брат Питера-сына, Ян Брейгель Старший, снискавший известность своими анималистическими штудиями, и тут представлен характерным для него «Обезьяньим пиром» и букетами, составленными из цветов, никогда не цветущих одновременно, однако рисованных с натуры. Но не только ими: маленький, тонко исполненный, написанный на меди «Зимний пейзаж с ловушкой для птиц» отвечает одноименному, писаному на доске произведению брата. И оба они копируют картину отца, висящую теперь в Брюсселе и созданную в том самом 1565 году, когда север Европы накрыл Малый Ледниковый период, и река Шельда, по которой здесь катаются на коньках, промерзла до самого дна. Тут уместно вспомнить, что Питер Брейгель Старший умер, когда братья еще не вышли из младенческого возраста — старшему было четыре. Поучиться у него они не успели. Мать тоже прожила недолго, но была бабушка, мамина мама, Мейке Верхюлст — вдова художника Питера Кука ван Альста, у которого учился Брейгель старший, и сама художница, величайшая редкость в то время, писавшая миниатюры. Вероятно, оба брата были ее учениками.

Иное впечатление о коллекции складывалось пять лет назад, когда в ГМИИ им. А.С. Пушкина показывалась малая (29 работ), пусть и важная часть той же огромной частной коллекции старых мастеров, собранной Валерией и Константином Мауергаузами. Там тоже присутствовал ван Клеве, один из значительных антверпенских мастеров XVI века. Но тогда эти жанровые сценки и евангельские сюжеты, написанные в каноне, утвержденном Брейгелем Старшим, даже слегка разбавленные посторонними пейзажами и натюрмортами, воспринимались как продолжение, реинкарнация его творчества. В нашем же случае экспозиция, куратором которой, как и в 2015-м, выступил заведующий отделом старых мастеров ГМИИ Вадим Садков, охватывает много жанров и сразу несколько поколений художников, у каждого из которых свои победы.

Повторение сюжета в те века было, как мы знаем, обычным делом — вспомним хотя бы Шекспира. «Избиение младенцев» у ван Клеве Старшего, между тем, оказалось более кровавым, чем у Брейгеля, а снега воспроизводят все ту же небывалую стужу 1565 года. Хотя по версии многих исследователей творчества Брейгеля, в сюжете зашифрован намек на политику, на кровавое подавление наместниками Габсбургов проявлений инакомыслия, тогда еще религиозного — и сегодня этот вариант трактовки выглядит вполне убедительным.

Что же касается собственно Брейгелей, то для начала стоит разобраться с родословной семьи, самым знаменитым и значительным представителем которой был основатель династии Питер Брейгель Старший (ок. 1525–1569), прозванный Мужицким. Его прошлогодняя ретроспектива в Вене, на которой побывало пол-Европы и уж точно вся Москва, требует продолжения веселья, так что выставка в «Новом Иерусалиме» пришлась очень ко времени.

У Мужицкого Брейгеля было, помимо дочери Мари, два сына — Питер Брейгель Младший (1564–1637/1538), он же Брейгель Адский, любивший изображать назидательные сцены Священного Писания, и Ян Брейгель Старший (1568–1625) по прозвищу Бархатный — эстет и любитель цветов и обезьян. Среди их не обойденных художественным талантом наследников был сын Яна Старшего, тоже Ян Брейгель, только Младший (1601–1678). А у того сестра Анна, мужем которой стал известный живописец Давид Тенирс Младший (1610–1690) — на выставке его «Чудесный улов», интерпретирующий евангельскую историю с призванием Иисусом апостола Петра, выразительная миниатюрная «Аллегория зрения» на меди и «Крестьянская кермесса возле таверны в городке Перк на фоне замка Три башни», полотно столь же многофигурное, сколь многословно его название.

На этом можно бы завершить перечисление, если бы в последнем зале не оказалось работ еще нескольких живописцев — современников и условных соседей младших Брейгелей, а среди их работ — картин братьев ван Остаде. Прекраснейшая, написанная на дубовой доске сцена «Крестьяне и женщина за столом» Адриана Янса ван Остаде (1610–1685), примечательна, помимо прочего, печальной судьбой бывшего хозяина картины, венского предпринимателя Бруно Еллинека, у которого она была отнята в 1938-м. Еврей Еллинек ожидаемо окончил свои дни в 1942-м в Освенциме, а произведение к тому времени было давно продано через аукционный дом Dorotheum, который пускал с молотка многие отобранные у евреев предметы искусства. Картину тогда приобрел — это была, увы, тоже вполне обычная практика — знаменитый Kunsthistorishes Museum, венский Музей истории искусств, в коллекции которого по сей день хранится множество подобных вещей. По доброй воле никто ничего прежним хозяевам не возвращает, в большинстве своем уже и некому. Но в данном случае наследники Еллинека выжили и выиграли в 2008-м суд, по решению которого картина была им передана — Мауергаузы купили ее на том же аукционе Dorotheum ровно через 70 лет после ариизации.

Вся эта леденящая кровь история изложена в каталоге выставки, где указан подробнейший провенанс произведений, приобретенных нынешними владельцами большей частью на главных мировых аукционах. Среди этих вещей нет тех, которые были проданы в 1930-е годы из СССР за границу в ходе массовых распродаж художественных ценностей — хотя несколько работ младших Брейгелей участвовали в распродажах, а работ Мужицкого Брейгеля и до этого в России не было. На какое-то время, как все лучшее, он был почти забыт — ведь и Баху потребовался Мендельсон, чтобы вернуть его в историю музыки. «Нужны были открытия сюрреалистов и экспрессионистов, чтобы увидеть в Питере Брейгеле Старшем не шутника, а великого автора», — признает Вадим Садков. Но когда Брейгель вновь стал актуален, все его считанные вещи были пристроены — давно и навсегда.