«Слово «медиа» — очень точное, — объясняла в 2006 году, открывая нынешнее здание на Остоженке и комментируя название обновленного музея, его основательница и бессменный директор Ольга Свиблова, — мы показываем фотографию, картины, скульптуры, инсталляции, связанные с новыми технологиями, все то, что актуально и интересно очень разной публике».

Примерно так все и происходит до сих пор. Мы видели в МАММ тех, кто в разные времена выступал визионером в искусстве — от Бранкузи до Кабакова и от Фонтаны до Кошута. Кажется, посетителей МАММ трудно удивить — если бы не юный возраст многих из них. Ради новых поколений стоит иногда возвращаться к пройденному. Поэтому каждому проекту из юбилейной программы, покопавшись в истории музея, легко найти рифму в прошлом — все нынешние выставки продолжают заявленный четверть века назад путь.

Если уподобить схему распределения по семи этажам музея авторов и сюжетов структуре симфонии, покажется закономерным, что начинается все с торжественной траурной увертюры, а заканчивается медитативной кодой, что эстетская сказка уступает место увеселительной паузе, а несколько суетливый, с большим числом участников, экскурс в давнее прошлое переходит в отвязный эксперимент.

За экспериментальное здесь отвечает проект «Чужие здесь не ходят» Сергея Шутова. Пионер отечественного видеоарта, экспонент биеннале в Венеции 2001 года и одна из ключевых фигур ленинградского и московского андеграунда 1980–1990-х, он не дает забыть о себе и сегодня — и тем нам отдельно дорог.

На выставке многие его главные работы — шелкографии-оммажи Тимуру Новикову (Шутов входил в круг его «Новой академии»), известнейшие видео, включая «Тайну двух океанов-2» (1994) — деконструкцию идеологической советской кинофантастики — и «Вместо Минотавра» (2003), про московское метро, выложенные колючей проволокой небесные светила («Силы небесные Железного города», 2016), совсем ранняя графика и живопись из коллекции Алексея и Веры Прийма. И картинка, намекающая на вклад Шутова в историю отечественного кино — эскиз к виниловой пластинке с саундтреком из «Ассы» (1987), в которой Шутов был художником. Эскиз, впрочем, сделал не он, а Никита Алексеев, чья выставка открылась здесь параллельно — до нее мы еще дойдем.

Дивертисментом в этом глобальном многоэтажном сочинении стали два дуэтных проекта. Первый, под названием «Сила искусства. Просроченный юбилей», арт-группа ЕлиКука (Олег Елисеев и Евгений Куковеров) подарила к счастливой дате музею и самим себе — вместе им в этом году 70. Идея проекта — измерить силу искусства. Это определение едва ли объясняет суть инсталляции, занявшей целый зал, — нежной, веселой, стебной, ее надо не просто увидеть, но потрогать, потянуть, попробовать наощупь, чуть ли не на вкус. И оценить таким образом калорийность голландского натюрморта, испытать на себе силу тока в искусстве, узнать цитаты в предметах — чтобы потом спуститься на несколько ступенек к проекту группы «МишМаш» (Маша Сумнина и Михаил Лейкин) «День за днем».

Начиная с 1 января 2021 года, Маша с Мишей ежедневно повторяли один и тот же ритуал — деревянную фигурку в виде единицы обертывали сначала в фольгу, потом, поверх фольги, в бумажку, в кружево и так все будни и праздники этого странного года, находя новые материалы для упаковки и, вслед за Кристо, новые ее смыслы, фотографируя растущие в объеме свертки и занося снимки в таблицу, в которой треть ячеек еще свободна. Лучшее — впереди.

В предложенном наборе выставок есть две, включенные в продолжающуюся с весны биеннале «Мода и стиль в фотографии». Одна из них — «Первоцвет. Ранний цвет в российской фотографии. 1860-1970-е годы» — демонстрирует историю проникновения цвета в отечественную фотографию за век с небольшим, начиная с раскрашенных акварелью альбуминовых отпечатков и карточек, напечатанных в середине позапрошлого века на соляной бумаге. История рассказана, пожалуй, слишком подробно — какие-то из выставленных тут 248 снимков, особенно поздних сталинских времен, наверняка будут обойдены большинством зрителей. Но на той же выставке можно увидеть минималистичные работы Александра Слюсарева и ранние, в жанре «наивного первого цвета», серии Бориса Михайлова — одного из самых мощных современных художников, работающих с фотографией.

Другой биеннальный проект — восьмая по счету (с 1998 года) выставка в МАММ Сары Мун «Однажды где-то, но не здесь…», с ее фильмом «Русалка Одервиля» (2007), по мотивам андерсоновой «Русалочки», пересаженной на нормандскую почву, и фотографиями из разных серий, составивших славу автору и продолжающихся в ее творчестве до сих пор.

Родившаяся в 1941-м во Франции в еврейской семье, успевшей сбежать в Англию, — тогда Сару Мун звали Мариель Варен, — она стала моделью в Лондоне и к середине 1960-х завоевала мир haute couture, демонстрируя его на страницах Elle и Vogue. Она была топ-моделью — во времена, когда понятия такого еще не было, ее снимал Хельмут Ньютон — а потом, с начала 1970-х, Сара Мун сама стала снимать моду, оказавшись первой, кто перескочил по другую сторону от объектива. И став первой женщиной, снимавшей календарь Pirelli, — она тогда выбрала местом съемок виллу в Париже, где во время войны располагалась штаб-квартира гестапо.

В своем творчестве Сара Мун перемещается из фотографии в кино и обратно, она любит мягкие фоны и 35-миллиметровую пленку с высоким уровнем зернистости, многие ее снимки кажутся живописью. Черно-белые кадры Сары Мун перемежаются редкими цветными. «Для меня черно-белая фотография сохраняет дистанцию с реальностью, — сказала она мне когда-то в интервью. — Конечно, снимая моду, я работаю в цвете, но мода — не совсем реальность». В ее исполнении — точно. Даже сфотографированный для журнала наряд Gaultier 1998 года напоминает не о подиумных вещах Жана-Поля, а о его работах в кино.

На первом и последнем этажах — оммажи художникам, ушедшим только что. Наверху — прославленный Олег Целков, один из лидеров московского нонконформизма, рано нашедший свой язык и своих персонажей — гомункулообразных существ, чьи лики напоминают маски — и хранивший им верность всю жизнь. С 1977 года она протекала во Франции, 11 июля 2021 года закончилась. «Олег Целков — гений, который не нуждается как бы ни в каком прошлом, который как бы родил самого себя», — написал о нем Илья Кабаков. Сам же Целков говорил о себе: «Я не здешний, я чужой». И эти слова, предельно точно отражающие его характер, дали название выставке, сделанной при участии Tsukanov Family Foundation и составленной большей частью из его ранних, редко выставляющихся и самых интересных вещей.

Нижний этаж — даже два, ибо заканчивается экспозиция в подвале —, отданы Никите Алексееву, чья выставка планировалась при его жизни, но стала посмертной: 26 марта, в день, когда предполагалась транспортировка работ художника в новую мастерскую, он умер.

Алексеев размышлял о смерти без пафоса и придыхания — серию «Предсмертных рисунков» начал еще в нулевые, досконально фиксируя на листах мельчайшие штрихи, как будто приводя в порядок свое обширное хозяйство, оставляя его нам в наследство. По большому счету, все его концептуальные медитативные серии были рефлексией на тему времени и отпущенного срока. И свидетельством очарованности жизнью, за которой художник наблюдал со смиренностью, фиксируя в словах и картинках разные проявления этой жизни, будь то даже шкурка банана, нарисованная в дюжине разных поз, прежде быть опущенной в помойное ведро.

При этом друзьям и знакомым, подписчикам в фейсбуке, всем нам, заканчивавшим день чтением очередного Никитиного поста, рассказывающего, как он ехал с утра в мастерскую «тюкать картинки» (его слова), а потом покупал коньяк в «Пятерочке», казалось, что эта трудная, наполненная болью и ожиданием боли жизнь между мастерской и капельницами, будет бесконечной.

Алексеев был мастером визуального жеста и мастером слова, жонглировал языками, которых знал много, и историями из детства, в котором был знаком с Рабиным, Краснопевцевым и Костаки, и молодости, когда, став участником «Коллективных действий», общался с Кабаковым и Чуйковым. Рассказывал о коллекционере Леониде Талочкине, работавшем в его доме лифтером. В Никитиной жизни была галерея APTART, устроенная в его однушке на ул. Дмитрия Ульянова, группа «Среднерусская возвышенность», организованная им вместе с Николой Овчинниковым и Свеном Гундлахом, тоже недавно ушедшим, и жизнь во Франции в 1980-х. А потом — снова жизнь здесь.

«В будущем году, если доживу, у меня намечена выставка в ММАМ, — написал Никита 10 марта, — называется Drawing Time, понятно, “Время рисовать” или “Время рисования”. Но дело в том, что по-английски to draw значит еще “тянуть”, “волочить”. Вот я и тяну, сволочь, время. Дело еще и в том, что совершенно не верю в то, что время это что-то, линейно тянущееся или бегущее от некой точки А до точки Я. Нет, время для меня это нечто вроде ванны, наполненной густой, почти желеобразной субстанцией <…>. Мне бы очень хотелось, чтобы на выставке было очень много картинок, как можно больше. Так много, чтобы зритель почувствовал себя погруженным в этакую ванну, чтобы он себя спросил с недоумением: “А зачем так много?”».

И следующий пост: «Два часа сегодня потратил, чтобы узнать, как купить на заработанные деньги нужную мне синюю бумагу. И везде меня спрашивают: “Вы юридическое лицо?”. Нет. Не юридическое. Я так, сам по себе».