«Когда одиннадцать лет назад в Перми устанавливали объект Бориса Матросова, состоящий из красной надписи «Счастье не за горами», вовсю шла ”пермская культурная революция”», — комментирует свой раздел выставки один из семи ее сокураторов Артем Филатов из Нижнего Новгорода. Напоминая, что революция в Перми прошла, не победив, сохраненный на набережной Камы матросовский лозунг выглядит теперь рекламной профанацией. Молодой пермский художник Алексей Илькаев откорректировал его, придумав новый, в котором вместо «счастья» — «смерть» (раздел Филатова так и называется — «Смерть не за горами»). А в инсталляции Илькаева на питерской выставке неоновая надпись, загорающаяся от движения беговой дорожки на тренажере, гласит: «Ты все равно умрешь».

И «Смерть не за горами», и инсталляция Маяны Насыбулловой «Опять ничего не происходит», открывающая экспозицию в Манеже, и двойное «не» в самом титуле проекта вливаются в мощный хор отрицания, и без того звучащий со всех сторон. «Не» — маркер эпохи.

Как апофатическое богословие отрицает определения божественного как несоразмерные ему, так от противного идут и организаторы художественного процесса — тоже в расчете на позитив. Тут, конечно, невозможно не вспомнить нашумевший опус Третьяковки «Ненавсегда», внушающий своим названием умеренный оптимизм: ведь и «Немосква» обнадеживает, показывая, что развитие искусства вне столиц идет полным ходом — и отнюдь не по провинциальному пути.

Эта история была придумана три года назад, а стартовала в 2018 году в виде железнодорожного марафона из Нижнего Новгорода во Владивосток. Путешествовали по нему иностранные и российские кураторы, в 12 городах были организованы их встречи с художниками, и год назад этот мощный творческий штурм вылился в выставку в брюссельском музее BOZAR. Теперь же NEMOSKVA, придуманная и по сей день возглавляемая директором по региональному развитию ГЦСИ и комиссаром Уральской индустриальной биеннале Алисой Прудниковой, стала межрегиональной платформой для развития современного искусства. Она обрела нового патрона, переместившись из ведения РОСИЗО под крышу Пушкинского музея — и теперь сформировала сложносочиненный проект, который при всем своем пафосе держит перед нами вполне честное зеркало и при этом оказывается абсолютно чужд колониального дискурса, в котором изначально упрекали «Немоскву».

В отличие от прошлых опытов NEMOSKVA, четко отсылающих к нестоличному происхождению представленного искусства, среди 80 художников, задействованных в нынешнем проекте, где большая часть произведений создавалась специально для выставки, встречаются и москвичи, и даже жительница Праги — Светлана Спирина, автор инсталляции «Коллективные бездействия». Контекст времени, впрочем, внес в восприятие проекта свои коррективы: думая сегодня, в августе 2020 года, про немоскву, мы в первую очередь имеем в виду братскую соседнюю страну.

Выставка в Манеже обращает на себя внимание тем, как много здесь выставлено обитателей Санкт-Петербурга — в их числе и автор живописных «Болот» Петр Швецов, и прославленная питерская группа «Север-7», чья «современная археология» — фонтан и портик, он же гараж, вместе с ритуальными объектами Анны и Виталия Черепановых (Нижний Тагил) и скульптурами Николая Акимова из Выксы, составили «Парк культуры и отдыха». Этот замерший в прошлом парк, спланированный уже очень известным сегодня куратором Владимиром Селезневым, — единственный раздел выставки, представляющий собой единую тотальную инсталляцию.

Другие — как «Между словом и белым кубом» (куратор Антонио Джеуза), намекающий на традиционное современное выставочное пространство, рассыпаны по разным углам Манежа. Вывернутый наизнанку белый куб, к примеру, в котором пусто внутри, а экспонаты оказываются снаружи (работа микро-арт-группы «Город Устинов»), принадлежит разделу «Мимикрия» Светланы Усольцевой.

В «Летаргии» (куратор — Евгений Кутергин) обнаруживаются скульптурный портрет Гоголя (Ольга Ростроста, Санкт-Петербург) и библейский кит екатеринбургского художественного объединения «Гуй» (Мария Плаксина и Егор Ефремов) — а во чреве кита можно разглядеть Иону, давшего работе название («Ионизация»). На спине кит несет город Екатеринбург, а фонтаны пара прямо цитируют «Конька-Горбунка».

Евгений Кутергин стал сокуратором выставки как один из трех финалистов кураторской школы NEMOSKVA, прошедшей в городе Сатка — и на этом сюжете стоит остановиться отдельно. Проекты двух других победителей школы, Олега Устинова и Елизаветы Кашинцевой мы не увидели, и накануне открытия в Манеже они выступили с открытыми письмами, обвинив организаторов в невыполнении договоренностей и заставив всех разбираться в нюансах рабочего процесса. Если коротко, то, по словам организаторов «Немосквы», проект Кашинцевой, требовавший съемки огромного числа участников, не был осуществлен из-за карантина, а Устинов, который настаивал на осуществлении своей работы в родном Ростове-на-Дону, а не в виде макета на выставке в Петербурге, не согласился на компромиссный вариант. При этом Фонд Владимира Потанина, главный донатор проекта, оплачивал создание работ только в масштабах выставки, это условие обговаривалось изначально, а недопонимание организаторы считают следствием проблемы коммуникации. Ее существование признает и Алиса Прудникова — буквально вчера стало известно, что работа над проектами Олега Устинова и Елизаветы Кашинцевой будет продолжена в ходе следующих этапов реализации проекта NEMOSKVA.

В целом же экспозиция, занимающая гигантское пространство Манежа, рисует безрадостную картину жизни в гигантской стране — той самой Немоскве, где «ничего не происходит». Где отсутствует множество важных вещей, зато есть своя собственная documenta (работа Анастасии Богомоловой), отсылающая к одной из крупнейших выставок современного искусства, раз в пять лет проходящей в немецком Касселе. Есть у нас и свой Кассель — как и еще два десятка поселков и сел на юге Челябинской области, названных именами европейских городов — и своя Аркадия (инсталляция Анастасии Цайдер), исследующая пасторальную утопию разрушающихся советских городов, когда-то возведенных с нуля в прямом смысле слова в чистом поле.

Здесь существуют зоны отчуждения, вроде женской колонии, где в течение пяти лет снимала героинь своего «Отделения» Елена Аносова: десятки фотографий несчастных сиделиц демонстрируют, как с возрастом постепенно исчезает их женская сущность, как с годами они превращаются в бесполых, лишенных воли к жизни существ.

О зоне напоминает и единственная работа на выставке, посвященная самому Манежу. Это «Станция Дистопия» Александра Морозова — дирижабль, составленный из конторских ящичков. В каждом ящичке подразумевается архив, намекающий и на место действия, и на участь архитектора Николая Лансере, перестроившего Конногвардейский манеж в гараж ОГПУ. Гараж Лансере проектировал в «шарашке» — «Особом конструкторско-техническое бюро», где он отбывал наказание с июля 1931-го по 28 июня 1935 года. Потом был отпущен и снова посажен — и умер в 1942-м в пересыльной тюрьме.

Все это скрывает секретный архив, парящий в воздухе. А «музыка играет так весело, так радостно, и, кажется, еще немного, и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем».