На состоявшейся недавно церемонии вручения премии американской киноакадемии «Оскар» практически все главные награды получил фильм «Все везде и сразу» (лучший фильм, лучшая режиссура, лучшая актриса, лучшая мужская и женская второго плана, лучший монтаж). Призы за операторскую работу, звук, анимацию и так далее поделили между собой другие фильмы-номинанты. Это, конечно, новость, но уже вчерашняя — как и сам фильм-победитель, знаменующий собой актуальную победу инфантильного претенциозного вздора над остатками киноискусства. Куда интереснее тот факт, что ни одного «Оскара» в 2023 году не получили фильмы «Банши Инишерина» (даже за сценарий Макдоны и игру актеров), «Тар» (даже Кейт Бланшетт) и «Фабельманы». И если первые два случая еще можно рассматривать как некую случайную несправедливость (не единственную в истории Киноакадемии), вызванную особо размашистым пост-ковидным «праздником непослушания» и временным торжеством тотального хаоса, то «Фабельманы» — отдельная статья. Потому что Спилберг. Ни одного «Оскара» в этом году. Вот ведь неудачник.

Это ведь, в общем, его киноакадемия, его «Оскар», более того — это его Голливуд. Это он — если не придумал, то уж точно закрепил, увековечил основные правила повествования современного американского коммерческого кинематографа. Как и какую историю рассказывать. Что такое «история успеха». Что такое развлечение, ритм, трюк, как крупность и ракурс связаны с понятием «быть трогательным», как в каждом сюжете найти свою девочку в красном пальто. Как все это связано с понятием морали? А ремесла? И так далее. Дело ведь не в том, расстроился ли 76-летний режиссер, не удостоившись очередного «Оскара» — в конце концов, их у его фильмов уже 35 при 147 номинациях. Дело в том, что Голливуд сумел не заметить самый личный фильм режиссера, созданный при этом по всем канонам стопроцентного, образцового оскаровского лауреата, и гораздо хуже того — сумел проигнорировать настоящее «кино о кино». (Предпочтя восторженной, выстраданной, нежно взращенной и почти оскорбительно отточенной синефилии Спилберга — одноразовый капустник про прыгающую между мирами китайскую прачку и пальцы-сосиски. «Очень страшное кино» наносит ответный удар).

Собственно, Спилберг сам виноват. Это его «Челюсти» начали смыкаться на горле авторского американского кинематографа, его повествовательные установки на милую инфантилам всех времен сентиментальную назидательность превратили голливудское кино в предсказуемую схему. «Все везде и сразу» — печальный итог, самопародия агонизирующего Голливуда (со всем тошнотворным торжеством «человечности и семейных ценностей» в мультивселенной). Спилберг уже начал пытаться как-то повлиять на состояние современной киноиндустрии: памятно его интервью, где он клеймил большие студии за тяготение к мега-проектам, в которые надо вкладывать все больше и больше денег, — за счет удушения остального кинопроцесса и окончательного истребления авторского кино (пожаловался, что его «Линкольн» чуть не отправился сразу на Нетфликс, минуя кинотеатры). Разумно, но — поздно. Похоже, даже влияния Спилберга недостаточно, чтобы начать исправлять ситуацию. Но штука в том, что вот как раз он все это переживет. Собственно, в «Фабельманах» он рассказывает — как.

1952 год, семейство Фабельманов намеревается культурно отдохнуть, посмотрев премьеру фильма «Величайшее шоу на земле» Сесиля Блаунта ДеМилля. Перед сеансом папа и мама Фабельманы уговаривают маленького напуганного Сэмми впервые пойти в кино. Папа — инженер, компьютерщик — рассказывает про 24 кадра в секунду и про то, как работает киноаппарат. Мама — бывшая пианистка — про то, что фильмы — это сны. Сэму этого достаточно (на самом деле, этого кому угодно достаточно. Кино — это сны и технологии). «Величайшее шоу…» — это про цирк, но Сэма потрясает не он, а крушение поезда. Спилберг дает крупный план чудесных голубых глазок потрясенного мальчика — и режиссерская биография начинается. «Фабельманы» — это семейная история, сквозь которую вырастает личная история кино. Это история любви. И успеха, конечно же, — какой Спилберг без истории успеха?

Одержимый крушением поезда мальчуган, получивший железную дорогу в подарок на Хануку, крушит дорогие игрушки, — и самая тонкая и проницательная на свете мама (а какой еще может быть мама в этой истории?) вручает упрямцу папину портативную кинокамеру: сними уже свою катастрофу раз и навсегда и успокойся. «Ему нужен мир, где он сможет все контролировать», — объясняет мама папе, как устроен их сын, — и заодно режиссура как таковая. Дитя зовет маму на премьеру в темной гардеробной: и в потоке света на стене появляется поезд, который раз за разом терпит крушение во всех возможных (на диво точных и умелых) ракурсах, а детские лапки, иногда мелькающие в кадре, в нужный момент победно швыряют домики и вагончики. Еще не «Дуэль», но к ней все идет.

Дальнейшая карьера упоительна, Спилберг монтирует счастье со счастьем посредством счастья: вооруженный камерой малыш ставит опыты над сестрами (облепленные мокрой туалетной бумагой девочки превращаются в ходячих мумий и выразительно визжат, когда на них из шкафа падает скелет, — дань хоррору режиссер отдал еще в младенчестве). Мама (превосходная в этой роли Мишель Уильямс) объясняет сыну, что такое настоящее творческое безумие и бесстрашие, внезапно погрузив детей в машину и отправившись навстречу огромному аризонскому смерчу — потому что у нее вдруг появилась потребность его увидеть. Бабушка умирает — все плачут, а Сэм внимательно смотрит, как бьется на ее шее пульс. Дядя Борис, бывший циркач, старый проходимец и немножко пророк, предрекает племяннику призвание, побег и одиночество. Папа (Пол Дано) оплачивает расходы, камеры и монтажный стол, ворчит по поводу затратного «хобби» сына, но знает, что для того, чтобы порадовать отчаявшуюся жену, надо только, чтобы сын быстрее монтировал. Спилберг — это и мамин смерч, и бабушкина смерть, и запотевшее от дыхания младшей сестры стекло объектива, и дядин цирк, и папин расчет, и папина же логика: хочешь порадовать — монтируй. Кто его учил режиссуре? Фабельманы учили. Семья.

Каждый следующий фильм юного Фабельмана — новый урок режиссуры. Он бойскаут, а им положен красивый значок «за историю в картинках». Что это, как не кино? Сэм, посмотрев с друзьями «Человека, который застрелил Либерти Вэланса» Джона Форда, снимает свой собственный вестерн: мальчишки в ковбойских шляпах самоотверженно палят из пистолетиков и картинно падают в камушках. Сэм, просматривая материал, делает вывод: «Дрянь». Режиссер должен придумывать — он придумывает проколоть пленку булавкой и получает «всамделишные» выстрелы. В следующем фильме — уже военном — у крошки Фабельмана сорок человек на съемках, подростки в американских касках отчаянно сражаются с заливающимися бутафорской кровью нацистами, а Сэм впервые пытается поставить актеру задачу. И рослый хмурый мальчик, вдруг пережив воображаемую гибель своих товарищей, отрешенно идет вдаль — пока за ним еле поспевает камера на детской коляске.

Главный урок кино Сэм Фабельман усваивает рано. Мальчик снимает семейный пикник, и, монтируя пленку, видит на ней, как мама и друг семьи, никем не замеченные, тихонько уходят, обнявшись. Сэм слишком юн, чтобы понимать, что он видит — но камера ему объясняет. Кинокамера всегда видит больше, чем кто бы то ни было. Сэм Фабельман тяжело переживает развод родителей и, судя по всему, усваивает урок о правде кинематографа, а вот Стивен Спилберг от этого урока откажется, всегда контролируя свою камеру железной рукой. И на вопрос: «Почему вы не стали Ренуаром?», он мог бы смело ответить: потому что это огорчило бы маму. Что ж, это выбор.

Урок, который не только Фабельман, но и Спилберг вызубрил наизусть, — это уже в старшей школе. Местные красавчики, хулиганы и антисемиты в кровь разбивают нос единственному школьному еврею, а симпатичная благонравная девочка предлагает ему «открыть для себя Иисуса», демонстрирует «иконостас» в девичьей спальне, где изображения Христа соседствуют с фотографиями кинозвезд, и с энтузиазмом учит молиться (на троечку) и целоваться (намного лучше). Прелестная сентиментальная зарисовка — на самом деле всего лишь подтверждение законного права Спилберга на награду Гильдии иностранной прессы, носящую имя Сесила Б. ДеМилля. Утверждавшего, что настоящее кино — это «кровь, секс и Библия». Со времен детского фильма о крушении игрушечного поезда Фабельман-Спилберг — подлинный наследник Сесила Б.

Единственный официальный урок — очень короткий — был получен юным Фабельманом уже на студии, куда он, не заканчивавший никаких киношкол и университетов, устроился стажером. Добрый продюсер с размаху запихнул мальчика в логово «величайшего режиссера на свете». Спора не будет — режиссером был Джон Форд, а на стене в его кабинете висел плакат «Человека, который застрелил Либерти Вэланса» и других его фильмов. Режиссера Джона Форда у Стивена Спилберга сыграл режиссер Дэвид Линч (в фордовской кепке и черной повязке на один глаз). И это одно из тех решений, которые объясняют, почему Стивен Спилберг — режиссер. Форд-Линч смотрит на мальчика, который думает, что знает, куда попал, спрашивает про линию горизонта на висящих на стене картинах. Мальчик отвечает верно. «Когда горизонт внизу — это интересно, когда горизонт наверху — это интересно. Когда горизонт посередине — это скучное дерьмо! — изрекает мастер. — Ну что ж, удачи тебе!». А это уже без сантиментов, это ключ к формотворчеству на самом деле. И воодушевленный юноша бодро топает по дорожке между студийными павильонами. «А дальше вы знаете». Дальше — только поиски потерянного ковчега и храма судьбы.

Стивен Спилберг выстрадал, заслужил провал на «Оскаре» в этом году. Очередная статуэтка никак бы не отметила его фильм. Только неудача — уверенная, надменная и благородная. Если вы в самом деле думаете, что лишение «Оскара» сегодня что-то значит для того, у кого есть бойскаутский значок за истории с картинками.