Как воплотить на экране историю создания модного стиля? Как рассказать о том, откуда именно появилась вот эта линия плеча, как пришла идея зауженной талии, изысканного наклона шляпки, юбки-карандаша? «Художник посмотрел на прекрасный цветок, и бросился рисовать силуэт прекрасной женщины»? — сколько пошлостей такого рода выдержит фильм? А сериал? Захватывающая история о том, как великий Кристиан Диор изобрел new look, переодел женщин всего мира (всего! — даже той его части, где ни о каком Диоре еще долго не услышат), а главное — помог миру стать из военного послевоенным, — эта история не вышла бы за рамки банальностей, если бы создатели сериала не сумели увидеть за безупречной линией кроя — человеческую драму, а за трагедией прошлого — вопросы настоящего.

Действие сериала начинается в 1955 году: Коко Шанель возвращается из Швейцарии, где прожила восемь лет, в родной Париж. Журналисты суетятся около нее, отважно спрашивают об успехе Диора — Мадемуазель охотно позирует, одаривая всех вокруг едва ли не самыми ехидными улыбками, имеющимися в арсенале Жюльетт Бинош, и отвечает в том духе, что Диор погубил французскую моду, все вокруг сплошь бездари, и она приехала спасать Париж. В это время губитель французской моды пытается справиться с волнением — ведь ему предстоит выйти с речью перед студентами Сорбонны (он — первый из кутюрье, которого удостоили этой академической чести). Зал Сорбонны восторженно аплодирует манекенщицам в восхитительных диоровских платьях, но это не мешает пытливым студентам задать вопрос: «Месье Диор, почему во время Оккупации вы продолжали шить платья для нацистов, тогда как Коко Шанель сразу же закрыла свой модный дом?!» (молодые леваки всегда уверены в собственной непогрешимости и правоте, в этом смысле мода не меняется). Кристиан Диор задыхается, не в силах начать говорить. Собственно, ответу на этот вопрос и посвящен телесериал.

Действие переносится в 1943-й. Шанель действительно закрыла свой модный дом, что не мешает ей пить шампанское в отеле Риц в окружении нагломордых офицеров в нацистской форме. Впрочем, счета ее дома арестованы: у мадемуазель проблемы с совладельцами, бизнесмены еврейского происхождения вынуждены были бежать из оккупированного Парижа, и Шанель просто не может вести бизнес из-за юридических препятствий. Ей обещают помочь — те самые любезные офицеры в превосходно сшитой форме (мы все помним, что элегантность людоедам в тот раз придавал Хьюго Босс). А еще Шанель надо непременно вызволить любимого племянника из лагеря для военнопленных — и тут без помощи высокопоставленных нацистов просто не обойтись. Чуть погодя мадемуазель будет предложена и вовсе почетная миссия: лично Вальтер Шелленберг (почему-то совершенно не похожий на Олега Табакова!) решит тайно послать ее к Черчиллю, с которым Коко водила тесную дружбу еще с 1920-х, — дабы наладить канал по разработке сепаратного мира. Это как раз такое предложение, от которого нельзя отказаться. Но операция «Модная шляпка» проваливается (не только в сериале — и в истории случилось именно так). Шанель возвращается в Париж, где после окончания Оккупации в 1944-м ей приходится несладко: теперь она вынуждена доказывать французским властям, что не была коллаборационисткой, а все сомнительные факты своей биографии называет попросту слухами. По тем же самым слухам, когда реальную Шанель допрашивали о ее романе с немецким дипломатом (и, по всей видимости, офицером Абвера), она отвечала: «Если женщине моего возраста выпадает шанс завести любовника, она не спрашивает у него паспорт» (ей было 58). В реальности уже совершенно документальной (и в сериале об этом не могли не вспомнить) Коко Шанель на пороге своего бутика раздавала флаконы легендарных духов американским солдатам, победным маршем проходящим по улицам Парижа. Она умела совершать эффектные жесты — как и сочинять эффектные афоризмы.

Именно такой — блистательно сложной, расчетливой и уязвимой одновременно, ее и играет Жюльетт Бинош. Было бы наивно предположить, что пробившаяся из нищеты мадемуазель, чья одаренность была равна только ее жизненной хватке, примется всерьез мучиться вопросами морали. Она не задумывается о «судьбах родины», ей вполне достаточно собственной судьбы. Компании подвыпивших нацистов за столиком в ресторане она не рада — но это не повод геройствовать. Бинош играет героиню, которой прекрасно знакомо постоянное чувство страха — именно оно заставляет ее выглядеть особенно беззаботной, упрямо храбриться, быть остроумной и энергичной. Темные глаза на мгновение полыхнут ужасом, но в следующий момент она найдет в себе улыбку. Она растеряна и подавлена идеей Шелленберга применить к ее партнерам «закон против евреев» — но через секунду умудрится пропустить оценку, словно не расслышав до конца. Ведь ей так нужен ее бизнес — что может быть важнее?! Она застывает, разглядывая брошенные вещи в доме, где больше нет хозяев, но, еще не придя в себя от трагических открытий, уже любовно гладит красивый телефонный аппарат на столе: «Подумать только, я искала именно такой!» Она бы могла разливать по флаконам оппортунизм вместо духов. Но когда бравые французские солдаты скрутят маленькую женщину, чтобы тащить ее на допрос, Шанель задаст крайне неприятный вопрос: «Почему победители сводят счеты с женщинами, а не с мужчинами?»

И в самом деле — проснувшиеся все как один голлистами парижане принялись мстить прежде всего женщинам, подозреваемым в связях с нацистами. (Ловить коллаборантов из парижского гестапо оказалось сложнее). Женщин унижали, избивали, им прилюдно сбривали волосы. По версии сериала одной из таких несчастных стала сама Арлетти, выдающаяся актриса, звезда фильмов Марселя Карне (роль небольшая, но авторы фильма подошли к кастингу как-то уж слишком безразлично). Ее немецкий любовник стоил ей нескольких допросов и временного запрета на профессию. По легенде на одном из таких допросов Арлетти изрекла: «Сердце мое принадлежит Франции, но зад — интернационален».

Но были и иные француженки. Такие как Катрин Диор, сестра Кристиана. Она была в Сопротивлении, принимала участие в боевых операциях, была схвачена гестапо, ее пытали и отправили умирать в лагерь в Равенсбрюке. В сериале ее играет Мэйси Уильямс, незабываемая Арья Старк, и в задачу актрисы входит не только сыграть скромную маленькую молодую женщину в темных кудряшках, бесстрашно следующую своему долгу, но и то бескровное, измученное, истерзанное существо, которое каким-то чудом все-таки доберется домой. Катрин Диор после лагеря долго не могла говорить. И волосы ее, разумеется, были обриты.

Для Кристиана, каким его играет австралийский актер Бен Мендельсон (парадоксальный выбор, за который целиком ответственен шоураннер Тодд Кесслер), Катрин, ответственность, а потом страх за нее, безуспешные поиски, невероятные попытки освобождения, упрямое ожидание, бездонная вина и чудо воссоединения — это главное чувство и смысл жизни. На вопрос «кто такой Кристиан Диор?» сериал отвечает со всей определенностью: брат Катрин. И только после этого — художник. Духи «Мисс Диор» посвящены ей. Оправилась ли она к 1947-му — году выпуска этих духов, году первой триумфальной коллекции Диора — от пережитого кошмара? Что в принципе мог сделать ее брат — и шире — что в принципе способен сделать художник, чтобы вернуть сестру к жизни? Не перестававший работать в дни Оккупации, чтобы заработать денег не только на жизнь, но и для важных Катрин нужд Сопротивления, после войны Диор сделал для мира то, что хотел сделать для сестры — сочинил другую жизнь, подарил новую женственность вместо той, поруганной и уничтоженной. New look. Говорили, что женщины Диора похожи на цветы, что ж, у его розы было имя.

Шанель, элегантно упростившая женский костюм после Первой мировой, и Диор, усложнивший его после Второй, — кто из них прав? Чьи платья, ароматы и шляпки, впитавшие дух времени, по-настоящему стоят на службе человеческой памяти? Поэзия после Освенцима невозможна, а что сказать о рисунке на ткани, высоте подола, пышности юбки, линии плеча? Что такое диоровская коллекция 1947 года: эскапизм, творческое озарение, буржуазный бунт, романтический подвиг, удавшаяся попытка забвения трагедии? Эти вопросы — в каждом невидимом стежке, в каждой безупречной линии кроя. Как это сложно — решить, что надеть завтра.