Все, что нужно знать о новом сериале «Обреченные на славу» (так в российских реалиях перефразировали оригинальное название «Идущие на смерть») — это тот факт, что его снимали на студии Чинечитта, а режиссером стал Роланд Эммерих. В этом сочетании уже заложен очевидный исторический и эстетический конфликт. «Обреченные» предлагают зрителю «прикоснуться к истории», так давайте же последуем совету: в самом начале прошлого века, в эпоху немого черно-белого кино в Италии был изобретен популярнейший жанр «пеплум» (по фасону одной из разновидностей античной одежды. В кинематографической Англии потом этот жанр неофициально переименовали в «фильмы меча и сандалий». Практичные варвары). Италия начала XX века была буквально забита натуральными декорациями и достоверными видами, а оперная традиция обеспечила преемственность в работе с масштабной массовкой. Сюжеты о завоевании Трои или последнем дне Помпеи начали появляться на мировых экранах один за другим. Вершиной жанра стала «Кабирия» Джованни Пастроне (1913) — сцены исхода беженцев после извержения вулкана Этна или человеческих жертвоприношений Молоху до сих пор поражают воображение своей масштабностью и изысканностью. Одно тогда не обходилось без другого.

Позже, уже при Муссолини, и была создана студия Чинечитта — там в массовых сценах пеплума «Сципион Африканский» (1937) было задействовано семь тысяч человек и живые слоны. На Чинечитта снимали великие Росселини, Феллини, Бертолуччи, Коппола, Скорсезе. О пеплуме там тоже вспоминали иногда — в начале нулевых англичане (все еще варвары, но куда менее простодушные) снимали там чрезвычайно симпатичный сериал «Рим» с превосходным (как у них принято) актерским составом. На студии были выстроены подробнейшие декорации Великого Города. Случилась беда: большая их часть сгорела во время пожара в 2007 — и сериал перестал выходить. Чинечитта (на которой подобные грандиозные пожары не редкость) устроена и работает так же, как ее главный герой — вечный Рим. Время от времени сгорает почти дотла. Оставшегося «почти» обычно хватает для возрождения целой культуры.

С другой стороны, Роланд Эммерих. Режиссер фильмов-катастроф, для краткости режиссер-катастрофа, обслуживающий продюсерские задачи путем изготовления масштабных спецэффектов в фильмах «День независимости», «Годзилла», «Послезавтра», «2012», «Падение Луны» и так далее. Режиссер, умеющий сделать гибель планеты и человечества безжизненными и занудными за большие деньги.

Посредником, эстетическим буфером между Чинечитта и Роландом Эммерихом по идее должна была стать традиция собственно голливудских пеплумов. Сесиль ДеМилль навеки определил смысл Голливуда, провозгласив «Секс, кровь и Библия» и сняв «Десять заповедей» (1923), «Клеопатру» (1934) и «Знак креста» (1932) — с исчерпывающей сценой пыток, убийств и пожирания львами первых христиан на арене древнеримского цирка. Лучшая экранизация романа «Бен-Гур» (о военных, спортивных и религиозных приключениях еврея в Империи) была снята в 1925 году Фредом Нибло — тамошняя легендарная гонка на квадригах прекрасна не только изумительно точным монтажом, но и утонченной нежностью главного героя, сыгранного трогательным красавцем Рамоном Новарро. В 1959 году Уильяму Уайлеру уже больше были интересны лошади, чем герой Чарльза Хестона (и его нетрудно понять). Гонка на квадригах 1959 — одно из самых знаменитых достижений большого голливудского кино и самых эффектных живописных полотен на цветной пленке Техниколор. Вероятно, все еще находясь под обаянием классики, публика недооценила «Бен-Гура» Тимура Бекмамбетова — а ведь он только в одной сцене на ипподроме рассказал немало о том, чем XXI век отличается от XX.

Ипподром — а точнее Большой Цирк — занимает центральное место и в «Обреченных на славу». Сериал одновременно пытается раскланяться с образцами жанра и переплюнуть их по крайней мере количественно. Сцен скачек на квадригах теперь множество, все действие крутится именно вокруг них. Главный герой по имени Тенакс (в этой роли Иван Реон, незабвенный монстр Рамси Болтон), глава античной букмекерской конторы, страшный человек доброй души, распространив свое влияние на весь плебейский мир и скопив состояние, намерен потягаться с патрициями и учредить собственную фракцию, распоряжающуюся гонками на лошадях. Его тайный партнер Скоп — лучший наездник, чемпион и любимец Рима. Гонки на квадригах приносят огромные выигрыши, и жадные патриции четырех главных фракций не намерены терпеть присутствия выскочки. Работником года в конторе Тенакса становится безутешная, но энергичная торговка из Африки Кала — ее младшую дочь продали в рабство, а сын стал гладиатором, и ей нужны деньги для выкупа. А трем братьям-провинциалам нужно продать премиальных андалузских коней — белых (чтобы упряжка вышла точно такой же, как у Бен-Гура). С цирковыми лошадьми оказывается связана и большая политика: плебеям не выжить иначе, чем стать клиентами у патрициев, и покровительство оборотистому Тенаксу готов предоставить Домициан, младший сын действующего (три первые серии) императора Веспасиана, — в обмен на решение собственных проблем. А проблемой младшего сына является старший, Тит Флавий, папочкин любимчик, прославившийся очередным этапом покорения Иудеи (и царицы Береники заодно). В этом крепком сценарии каждый из героев имеет свой кровный интерес, и все собраны в одну точку — пространство Большого цирка.

Все это означает, что гонки имеют первостепенное значение. Их много, их трудно отличить друг от друга, обычно побеждает Скоп, иногда честно, благодаря собственному искусству, а иногда и хитроумно (буквально договорившись со своим знакомым жеребцом прямо во время скачки). Кто-то погибает под колесами, лошадки снимаются во всех возможных ракурсах, трибуны (в современном, не античном смысле слова) ревут. Цитаты из «Бен-Гура»-1959 демонстрируются с гордостью: вот у нас белая квадрига на фоне черных, а вот и памятные железные дельфинчики, отсчитывающие число кругов. И все это похоже не на победу духа над материей (как у Нибло), не на победу справедливости (как у Уайлера), и не на поединок человека и хаоса (как у Бекмамбетова), а на компьютерную игру среднего качества. Как бы напряженно ни хмурился всадник на крупном плане, «ревущие трибуны», мимо которых он якобы скачет, сливаются в сплошной грязно-серый фон. И как бы ни был окровавлен раздавленный копытами герой, очевидно, что тащат его из павильона в павильон. Ни разнообразие ракурсов (примерно любых), ни скорость бестолково прыгающего монтажа не делают эти игры на фоне хромакея (пресловутого «зеленого экрана») ни древнеримскими Играми, ни кино. Как ни богатство подробного исторического реквизита, ни очередная порция цитат в сценах гладиаторских боев (на сей раз, разумеется, из «Спартака» Кубрика) не может примирить с тем фактом, что на улицах Вечного Города практически всегда темно и туманно (почти как в квазисредневековых городах современных фэнтези) — просто потому что в тумане легче скрывать эскизную проработку фона. Так дешевле выходит. Во всех смыслах.

Впрочем, «Обреченные на славу» — не кино, а телевидение. Стало быть, тут есть свои козыри — подробная разработка повествования и человеческих характеров. Но каким-то чудом ни один из героев «Обреченных» не вызывает ни интереса, ни сочувствия, кроме, разве что Веспасиана (сыгранного Энтони Хопкинсом с сокровенным пониманием неразрешимых вопросов, стоящих перед умирающим императором) и, может быть, мятежного консула Марса (Руперт Перни-Джонс наделяет его британской аристократической незлобивостю и уравновешенностью). Иван Реон разве что техничен в своей роли, как и Том Хьюз, играющий по-солдатски сурового молчуна Тита. Небесталанный Джоджо Макари (Домициан) крайне неровно играет облегченную версию Рамси Болтона, вечно злющая физиономия исполнительницы роли Калы мешает проникнуться материнской трагедией, а об остальных малоизвестных актерах и говорить нечего. У «персов» в компьютерных играх больше индивидуальности. В известном смысле в этом есть гармония: на фоне хромакея играют герои, неотличимые от цифровых. Но это все равно что сидеть на ипподроме, когда вам абсолютно все равно, какая лошадь победит.

Впрочем, даже «Обреченные на славу» содержат пару занятных кунштюков. Очевидно, что идей у сериала хватало только на три серии: первую и две последних. В этих двух были сосредоточены все деньги, все спецэффекты и все остроумие. Открытие «амфитеатра Флавиев», ныне более известного как Колизей, превратилось в грандиозное шоу, гвоздем которого стало появление на арене, быстро заполнившейся водой, траурной ладьи, пассажирами которой были приговоренные к смерти за госизмену римские консулы. Вот здесь хватило и драматизма в немых диалогах крупных планов (в ладье и на трибунах), и в реакциях в императорской ложе, однако людей легко затмили гигантские цифровые крокодилы, весьма натурально откусывающие головы несчастным.

Да и сам сценарий, наконец, блеснул оригинальной находкой: по приказу рвущегося к власти Домициана убивают его старшего брата, но перед смертью Тит вынужден пройти мимо трупа растерзанной Береники и погибнуть вдали от Рима, а его убийство выдано за последствия лихорадки. Юмор в том, что исторический император Тит Флавий действительно был у власти всего два года и умер от неизвестной болезни, а упоминания о его любовнице Беренике исчезают сразу после его смерти — версия сценаристов кажется небеспочвенной.

В финале сериала закадровый голос Ивана Реона сообщает, что дальше как раз начнется самое интересное — то есть римский букмекер пытается выторговать второй сезон. В котором важно будет не то, победит император Домициан сарматов и хаттов, а то, победит ли он хромакей. Потому что в противном случае «думать о Римской империи» придется не благодаря «Обреченным на славу», а вопреки.