До конца августа можно будет увидеть эту экспозицию, построенную на фрагментах важнейших московских и питерских (а на самом деле, конечно, ленинградских) коллекций. Все они были составлены при старом — советском — режиме, что принципиально отличает «Охотников за искусством» от прочих выставок частных собраний, которых мы видели много в последние годы.

И сюжет тут другой. Да, представлено 14 коллекций, от самых маститых — Соломона Шустера, Игоря Сановича, Якова Рубинштейна, Абрама Чудновского, знакомых сегодня по многочисленным выставкам (Костаки назвал Чудновского «коллекционером номер два»), до менее известных — Александра Мясникова, Игоря Афанасьева, Сигизмунда Валка, Ильи Палеева… Но это не рассказ о коллекциях, и у куратора выставки Анастасии Винокуровой не было задачи показать товар лицом. Это история страны, переданная через коллекции и истории их владельцев, не просто приобретавших, но часто спасавших искусство, и историю самого собирательства, сопряженного с риском и опасностью в условиях, когда частная собственность была запрещена.

Коллекционирование в СССР формально не запрещалась, но в уголовном кодексе существовала статья «Спекуляция». Отреставрировать найденную в куче антикварного хлама стоящую вещь, атрибутировать ее и выставить за адекватную цену — ничего этого было нельзя. Слишком памятно было дело Феликса Вишневского, коллекционера и дарителя: в 1969 году он дал живопись, фарфор и мебель из своего собрания на выставку в музее-усадьбе «Останкино». О выставке написал московский корреспондент некой британской газеты, заметку увидел советский резидент в Лондоне, стукнул куда следует, и КГБ СССР стал разбираться, на какие такие трудовые доходы Вишневский все это приобрел. Мы знаем, как в Комитете умели разбираться — знал и прошедший через сталинские репрессии Вишневский, поэтому не сопротивлялся, и, чтобы не сесть, подарил Москве коллекцию русского искусства XVIII–XX веков вместе с доставшейся ему в наследство частью деревянного особняка Масленниковых-Петуховых в Замоскворечье. Где почти сразу устроили музей Тропинина, назначив, правда, Вишневского его хранителем и позволив остаться жить на втором этаже — это был не худший итог, но он стал другим наукой.

Бывали, конечно, исключения. Николай Харджиев устраивал выставки авангардных художников в Музее Маяковского, Игорь Савицкий открыл на базе собранной им коллекции музей в Нукусе, Яков Рабинович ухитрился организовать выставку своей коллекции в Таллине. Но это ничего не меняло — любая активность, направленная на поиск и обретение художественных ценностей, была чревата уголовным делом. А как инвестицию искусство тогда не покупали — только как предмет страсти. Иногда даже доступной страсти, если иметь в виду цены на непопулярный до поры до времени авангард.

Как и коллекционный фарфор, живопись продавалась в комиссионках наряду с одеждой и обувью. Причем сразу после войны в знаменитом комиссионном магазине на Сретенке искусство шло буквально на вес. Валерий Дудаков, принадлежащий к младшему поколению коллекционеров (родился в 1945-м), продолжающий свое дело по сей день и ставший несомненным героем выставки (из его коллекции здесь восемь вещей, в том числе ранний, добубнововалетский натюрморт Машкова, «Пасхальный барашек» (1914) Пиросмани, холст Малевича и ранний Шагал), вспоминает, что работы «формалистов» магазины брали на реализацию неохотно, и в 1970-х рисунки Ларионова стоили 5–8 рублей, а пастели Гончаровой шли не дороже 50.

И сейчас в экспозиции выставки главное — «формалисты», фигуративное модернистское искусство первых трех десятилетий XX века. Почти нет абстракций, много «мирискусников», «Голубой розы», «Бубнового валета», Пиросмани, Лентулов, Борис Григорьев… Этот выбор, похоже, в целом вполне отражает вкусы старых советских коллекционеров. И биографии их не случайны. Понятно, почему среди них много врачей: да, они покупали искусство, но часто получали его в дар — и первая же подаренная работа могла дать толчок к собирательству. «Н. А. Удальцова, — вспоминал прославленный терапевт Мясников, — лежала в институте с тяжелой гипертонией. Позже я навестил ее на седьмом этаже в квартире у Мясницких Ворот и купил один натюрморт, а второй она подарила мне; больная и старая, она летом где-то на даче продолжала писать сильно, обобщенно, ярко, а осенью умерла».

Известнейшим советским урологом, лечившим членов Политбюро, был Арам Абрамян (Кустодиев, Головин, Сомов, Коровин, Бенуа). Главным военным психиатром Советской Армии — Николай Тимофеев, который никогда не афишировал свою коллекцию, однако в его кабинете висело много работ Бориса Григорьева.

Искусство собирали ученые — теплофизик Илья Палеев, востоковед Игорь Санович, историки Сигизмунд Валк и Абрам Чудновский, дважды репрессированный (и терявший при аресте коллекцию) изобретатель и пионер нефтехимии Игорь Афанасьев. Наверняка использовал профессиональные связи для пополнения коллекции Владимир Семенов, занимавший 23 года пост заместителя министра иностранных дел СССР. Новоиерусалимский пейзаж Лентулова и портрет Алисы Коонен работы Якулова на выставке — из его собрания. Как и превосходная живопись Павла Кузнецова, с которой могут сравниться его картины разве что из коллекций Шустера и Сановича.

Санович был, в свою очередь, главным собирателем работ Пиросмани — и мы видим тут совсем ранние работы художника, полученные из собрания Кирилла Зданевича (художника открыли, напомню, именно братья Зданевичи вместе с Михаилом Ле Даню), и его «Погонщика с верблюдом» 1910-х годов — первую картину Пиросмани, опубликованную в СССР.

Многие, как Яков Рабинович, в обычной жизни экономист, начинали собирать искусство после смерти Сталина, в знак освобождения. Собирательство и было попыткой освобождения и эскапизма, внутренней эмиграцией. Работы Александра Волкова, ключевой фигуры «туркестанского авангарда», и сделанный тушью рисунок Татлина из собрания Рабиновича теперь в коллекции Дудакова, который именно от Якова Евсеевича унаследовал коллекционерскую страсть.

А вот режиссер Соломон Шустер перенял ее у отца, Абрама Шустера, архитектора и владельца собрания старых мастеров, большей частью завещанного Эрмитажу. Среди прочего, там был «Пейзаж с фигурами» Каспара Давида Фридриха, привезенный сейчас на выставку в Третьяковку. Первым самостоятельным приобретением юного Соломона стали картины уже упомянутого Кузнецова — Павел Варфоломеевич признал, что тот выбрал пять лучших. И впоследствии Шустер никогда не ошибался — в этом легко убедиться, заглянув на выставку Фалька, идущую в той же Третьяковской галерее, где есть несколько абсолютных раритетов из собрания Шустера. Он и умер на посту, как коллекционер — в 1995 году, в Берлине, привезя работы из своей коллекции на историческую выставку «Москва–Берлин».