Арт, как сейчас многим думается, дело молодых. Объявите open call для участия в выставке, например, на «Севкабеле» или в Kunsthalle nummer sieben, — и на вас обрушится шквал заявок. Вы обнаружите, что художников — несметное множество, причем и среди совсем юных особ, и среди тех, кто решительно тратит свою молодость, и среди тех, кто уже не так молод, и среди не стареющих борцов с морщинами. Между прочим, еще не так давно, в нулевые, молодых художников в России было раз-два и обчелся. Как же их тогда искали, особенно в Москве, зачастую давая фору тем, кто никак не мог взять в толк, с какой стороны подступиться к этим художественным практикам! С тех пор с этим делом у нас все наладилось. В коллективных выставках молодых художников сейчас недостатка нет. Они, правда, едва связаны с «взрослым» миром молодежного contemporary art: Московская международная биеннале молодого искусства или фонд «ПРО АРТЕ» аккуратно от них дистанцируются. Но проектов от этого меньше не становится, даже наоборот, они только множатся. Так что выставка «Поколение тридцатилетних в современном русском искусстве», открывшаяся в Мраморном дворце, напрашивалась уже не один год.

Русский музей не погружался в текущую художественную жизнь чуть ли не с момента возрождения Отдела новейших течений, который был основан в раннесоветское время Николаем Пуниным и расформирован после провозглашения соцреализма единственно верным «измом». Было это последний раз, пожалуй, тогда, когда «Новые художники» и Тимур Новиков были так же молоды, как участники нынешней ретроспективы в Мраморном — и было это хорошо.

И тогда, и сейчас молодым по музейным меркам считался тот, кто разменял четвертый десяток. Музей тут не в чем упрекать: хорошо, если к тридцати художник уже что-то из себя представляет. Великие тинейджеры типа Артюра Рембо — наперечет. И тогда, и сейчас необходимость дать слово новому поколению назревала сама собой. «Новые художники» и «Новая академия изящных искусств» в конце восьмидесятых и в девяностые гальванизировали арт-сцену Ленинграда-Петербурга. Герои нынешней выставки в Мраморном во многом определяют, чем живет современное петербургское искусство. И тогда, и сейчас за бортом остались многие, кто по тем или иным причинам не вхож в диктующую текущую моду тусовку. Но это ведь не большая забота: в будущее возьмут не всех даже из тех, кто принадлежал к кругу Тимура Новикова, и тем более не всех из тех, кто регулярно выставляется в нынешних галереях и креативных кластерах. Художник и куратор Петр Белый, между прочим, уже готовит альтернативный портрет поколения — выставку, на которой будут представлены те, кого нет в Мраморном. Это будет дополнение к «Поколению тридцатилетних». И это, конечно, доказательство успеха только что открывшейся экспозиции — хочется обсуждать, корректировать и продолжать.

Она готовилась года три. До какой-то степени перед нами итог того, как складывался художественный контекст на протяжении десятых годов. Речь идет о Петербурге, и идея отобрать работы именно местных художников более чем осмысленна: обзор молодого российского искусства в целом был бы еще одной «братской могилой», как в шутку называют большие коллективные проекты в арт-среде. Не говоря уже о том, что такие ретроспективы неизбежно грешат предвзятостью кураторского выбора. В Петербурге не то, чтобы бурная художественная жизнь в сравнении с Нью-Йорком, Лондоном или Берлином, однако она своеобычна, насыщенна и в десятые годы не стояла на месте. До некоторой степени в этом заслуга тех, кто представлен на выставке, хотя далеко не только их.

В отличие от перестроечного и постсоветского времени сейчас нет ни дискуссии о большом нарративе, ни общего социокультурного сюжета, на основе которых можно было бы построить экспозицию. Разреженность современной художественной жизни, раздробленность художественного опыта, разворачивающегося по рваному календарю от одного арт-фестиваля к другому, на гастролях по арт-резиденциям и в чехарде частных заказов, освобождают и кураторов, и зрителей от необходимости искать здесь общность или связность. На выставке, между прочим, предпринята попытка обозначить тематический или сюжетный порядок нашей суетливой арт-жизни — и это интересные наблюдения. Сложность найти закономерности в том, что происходит на арт-сцене даже одного отдельно взятого, не самого большого города, убеждает в том, что мы живем поистине в вегетарианскую эпоху. История как будто рассеяна среди интеллектуально-оздоровительных хобби, вокруг которых образуются отчужденные друг от друга микросообщества. Мозаичная картина петербургской художественной жизни убедительно представляет этот мир не слишком скромного обаяния буржуазии. В нем нет места для политических высказываний. Арт, если постараться, мог бы соседствовать с активизмом, но сами подумайте: что общего между Галереей Марины Гисич и Петром Павленским, переживающим последствия выхода разоблачительных мемуаров бывшей супруги? Это два совершенно разных пасьянса.

Выставка удачна тем, что точно репрезентирует в музейном пространстве художественную жизнь современного Петербурга с ее blurred images. Все подернуто дымкой, у нас ведь даже зимой бывает туман. Когда на дворе заторможенное время двусмысленных стейтментов и невнятных вызовов современности, Петербург растворяется в множественности художественных опытов. Миллениалы — те, кому вот-вот будет тридцать или только что перевалило за сорок, — живут в искусстве на свой лад. Тут не место большим идеям и страстям. Мир искусства живет искусством. Все, как говорится, путем. Поезд следует со всеми остановками.