Этот диалог — как многие в «Острых козырьках» — обладает двойным значением: прямым и переносным. Бывшая бирмингемская шлюха, а ныне уважаемая леди и законная супруга мистера Томаса Шелби Элизабет, напоминает тому о необходимости носить медицинскую маску. Ничего сверхактуального, банальная частная драма: у их маленькой дочери туберкулез, «скоротечная чахотка», лекарства в 1934 году нет, а марлевые повязки есть. Делаем, что можем. Но Томас Шелби лжет и не скрывает этого: никакой медицинской маски на нем нет. Есть другая, и давно, это правда. Маска, которую ему, вольнолюбивому английскому цыгану-полукровке, ветерану Первой мировой, бандиту, убийце, торговцу опиумом и члену британского парламента (в этой примерно последовательности), приходится носить, чтобы скрыть тот факт, что он, Томми Шелби, «острый козырек» и член лейбористской партии, вступил в смертельную схватку с чернорубашечниками. Британскими, разумеется. Сторонниками Освальда Мосли и им самим, их вождем. Томми — злодей, пропащая душа, ходячий труп, «мертвец в отпуску». Это значит, что у него может получиться. Добро пожаловать в шестой сезон.

«Острые козырьки» Стивена Найта с самого начала были «теневой стороной» официально утешительных британских телевизионных колоссов вроде «Аббатства Даунтон»: почти тот же период всемирной истории (война, экономические кризисы 1925-го и 1929-го, Великая депрессия, война за независимость в Ирландии и т.д.), однако не глазами аристократов и их слуг, а глазами «отбросов общества», криминальных элементов. Другой взгляд, недобрый, с характерным прищуром, менее сентиментальный, зато неизмеримо более романтичный. Во всяком случае, игры со стилем (от ранних 1920-х до поздних 1930-х) получаются столь же азартными и увлекательными: на каждый великосветский сэндвич с огурцом сыщется бритвочка, зашитая в твидовую кепочку. И то, и другое «имеет вид», как говорил известный эксперт по стилю.

В начале «Острых козырьков» Англия встречала своих парней, выживших на полях Великой войны: «был во Франции» — так это в сериале называют те, кто никогда не избавится от посттравматического шока. Томми Шелби воевал под землей, он был минером — и продолжил свое «подземное», подпольное, лишенное воздуха существование на поверхности, которую исключительно мирной могли считать разве что благодушные герои П.Г. Вудхауза. Время подбрасывало «Острым козырькам» все новых антагонистов, и каждый следующий был хуже, мрачнее и опаснее предыдущего, а любая победа становилась не более чем ироничной изнанкой грядущего поражения. Если в первом сезоне надо было всего лишь разобраться в родном Бирмингеме с британской полицией (и агентами ее тогдашнего бестрепетного и изобретательного министра внутренних дел), во втором в дело вмешивались серьезные люди из еврейских кварталов лондонского Ист-Энда, а также итальянская мафия и ирландские фении — и семейство Шелби леденело от угроз и рвалось в драку, теряя бойцов и остатки человечности, пытаясь превратить бывших врагов во временных союзников. Но оказалось, что то были еще цветочки — в третьем сезоне в Англию прибыли русские эмигранты-аристократы с их естественным желанием задушить молодую Советскую республику, заручившись финансовой и военной поддержкой британских партнеров («Они пьют такое, о чем ты даже не слышал!» — с уважительным ужасом отзывался Томми о своих трагически озверевших гостях. А уж он-то, казалось бы, повидал всякого). Но русские исчезли, а вакантное место главных злодеев тут же заняли итальянские мафиози — уже из самой Америки. Но едва сгинули и они, как в предпоследнем сезоне Томас Шелби, уже пробившийся в истеблишмент и сделавшийся членом британского парламента от родного Бирмингема, познакомился с коллегой по Палате общин, молодым, амбициозным и обаятельным мистером Мосли. И понял, что сериал, видимо, заканчивается. Потому что непоправимо разочарованный безвольной британской демократией, не желающей переводить остров в режим автаркии, вводить меры мобилизационной экономики, выгонять из страны иммигрантов и решать, наконец, еврейский вопрос, Освальд Мосли как раз начал создавать «Британский фашистский союз». И хуже врагов — у Томми Шелби — уже не будет.

Дальше по оси зла от фашистов на английском телевидении только космические «далеки» из «Доктора Кто». Никто и ничто не может вызвать большего — не страха, но отвращения. И здесь не только эхо Второй мировой и реальной Битвы за Британию. Один из главных британских комплексов — ужас иностранного вторжения, высадки вражеских войск под белыми скалами Дувра (с наполеоновских войн начиная, кажется) — породил и один из главных сюжетов местной «альтернативной истории»: «что было бы, если?..» — если бы нацистам удалось задуманное, и они действительно вывесили бы флаг со свастикой над зданием парламента. Напряженные моменты в исторических фильмах о Второй мировой выглядят менее эффектными и наглядными, чем роскошь мрачных фантазий (пожалуй, болезненно-притягательных — как любой отмененный матч-реванш) в сериалах, вроде «SS — GB» или «Пенниуорт» (в последнем с фашизмом боролись папа и мама еще нерожденного Бэтмена и его будущий дворецкий). В «Острых козырьках» тоже есть это фантастическое допущение: нескрываемое отношение к чернорубашечникам Мосли как к исчадиям ада, самому Мосли как к дьяволу во плоти, а к его тогдашней любовнице, впоследствии супруге, одной из знаменитых сестер Митфорд, — как к высокомерной суке из преисподней, — все это, конечно, результат позднейшего суда истории. В версии Стивена Найта Томми Шелби и в 1934, и даже в 1929-м словно уже наверняка знает о том, что будет дальше, и чем обернется фашизм — не британский — для человечества. Знает, как ветеран прошлой войны, как философ (а он ведь философ), как цыган. Собственно, почему бы и нет. О том, что «альтернативная история» может стать реальной уже начал догадываться тот самый министр внутренних дел, с которым Шелби сражался в самом начале сериала, будущий премьер-министр Англии Уинстон Черчилль.

Кастинг «Острых козырьков» — торжество интернационализма. Цыган играют преимущественно ирландцы, валлийцы и англичане, евреев — англичане во главе с Томом Харди, итальянцев — евреи под предводительством Эдриена Броуди, а русских — голландцы и Дина Корзун. За подлинность в сериале отвечает не национальный состав, а качество актерской игры. Впрочем, беспощадная реальность всегда найдет возможность просочиться на телеэкран — и первая серия последнего сезона начинается со смерти. Реальной смерти — прекрасная актриса Хелен Макрори, сыгравшая в «Козырьках» тетушку Полли, мозговой центр семьи и банды, умерла от рака. Прощание с грандиозной, безжалостной и ослепительной Полли Шелби невозможно было сымитировать — некого было нанять для флеш-бэков. Поэтому Томми поднял ткань, скрывавшую лицо трупа, камера посмотрела в лицо Томми — и Киллиан Мерфи заплакал. (И уже потом в кадре сожгли цыганскую кибитку, забитую фотографиями и памятными ценностями.)

В конце концов, главное, что происходит в «Острых козырьках» — происходит на лице Томми Шелби. В сериале есть эффектные драки, есть красивые пейзажи — особенно те, где по пустынным туманным полям едет одинокий всадник на черной лошади — по направлению к красной телефонной будке… Есть нарядные эпизоды галлюцинаций и роскошные сцены сверхнапряженных драматических диалогов. Но главный хит сериала — верхний ракурс, с которого камера снимает главного героя. Вроде бы Шелби — «хозяин жизни», высшее существо, — и ракурс должен быть нижним. Но нет. Сначала камера сверху снимает тот самый «острый козырек» на твидовой кепке (Томми не один, на Томми смотрят оттуда) — и только потом Киллиан Мерфи поднимает глаза. Тогда и начинается шоу.

Глаза актера, разумеется, всегда были светло-голубыми, почти прозрачными. И когда он в молодости играл романтических героев (без особого успеха). И когда Нолан впервые увидел в нем злодея — в «Бэтмене». Но по-настоящему фотогения Мерфи проявилась, конечно, когда на него взглянула камера Кена Лоуча в фильме «Ветер, который колышет вереск» (про ИРА, если вдруг забыли). Вот том впервые из глаз молодого человека посмотрели смерть, война, отчаяние, ХХ век и ХХI с ним заодно. Можно ли в роли гангстера — и, что особенно важно, в роли телевизионной, сделать больше? Опыт показывает, что можно. И от сезона к сезону «Острых козырьков» оставалось лишь гадать, способна ли бездна в этих прозрачных глазах становиться глубже, а свет — гаснуть и гаснуть без надежд на возвращение к человеку. Актер не подвел ни разу. Должен же быть у Томми Шелби тот, кто ни разу его не подвел.

Наверняка финал сериала (после которого зрителей ждет еще полнометражный фильм) готовит нечто забористое, вроде романтически-гангстерской версии знаменитой «Битвы на Кейбл-стрит» 1936 года (когда трехтысячное шествие фашистов по Лондону было сорвано стотысячной толпой жителей Ист-Энда). Но катарсис наступил намного раньше — когда Томми Шелби выглянул из-под козырька, увидел зигзаг молнии на эмблеме британских фашистов, и время остановилось. Логичным продолжением для актера станет роль Роберта Оппенгеймера в фильме Нолана об отце атомной бомбы. Теперь от беспощадной пустоты этого бесконечного взгляда не спасет даже острый козырек.