Спустя полгода после смерти фотографа Дмитрия Маркова его место в мире искусства было определено по подобию мира горнего, среди ангельских чинов художников-документалистов. Выставка «Седьмое небо» в Anna Nova Gallery (продолжает ее «Оптика надежды» в московской PENNLAB Gallery) пронизана пафосом — как христианским, так и трагически-псевдонаучным. Экспозиция и открывающий ее кураторский текст Владислава Ефимова собраны из риторических фигур, настойчиво друг другу противоречащих («ценность художественного проекта не определяется умением строить кадр, выбирать натуру и подавать ее в категориях "решающего момента"», однако заслуга фотографа заключается в «чувстве времени, в точности наблюдения и фиксации окружающего мира»), и фигур умолчания, — кем был Дмитрий Марков, не считавший себя художником и едва ли годящийся на роль праведника и проповедника «абсолютного совершенства», в разной плотности воздушной массе белого куба понять не так уж просто.

Дмитрий Марков родился в 1982 году в подмосковном фабричном Пушкино. Взросление пришлось на переломные годы — распад, упадок, хмурая надежда на лучшую жизнь. Кажется, ни один текст о Маркове не обходится без упоминания биографических деталей — и дело не в законе жанра, просто иначе воспринять его работы правильно невозможно. Только вдаваясь в перипетии жизни, где подросток проводит время в подъезде, танцует брейк, общается с отцом, исключительно когда тот подшофе, мечтает о фотоаппарате, нюхает, дует и колется за компанию со старшими, пробует писать, оказывается в музыкальной тусовке, продолжая кое-как учиться в машиностроительном техникуме, а затем в университете занимается газетой, давая возможность «всем торчкам, обдолбившись, упражняться в искусстве», — только держа в уме эти исходные данные, можно понять, что материалом фотографических работ Маркова становилась не хтонь на экспорт, но привычные ему декорации и мотивы, универсальные для всего постсоветского пространства, а лирические герои снимков, трудные и уязвимые пацаны, во многом «срисованы» с него самого.

В 2006 году Марков, уже ученик фотографа Александра Лапина, с фотосерией «Беспризорники» получил гран-при в конкурсе «Серебряная камера» — работы были показаны в Мультимедиа Арт Музее. В 2007 году перебрался в деревню Бельское Устье Порховского района Псковской области, работал с детьми-сиротами из коррекционных детских домов — надолго завязал с наркотиками, стал вести блог, в котором публиковал фотографии и без стеснения и отстранения описывал происходящее в интернатах и колониях по всей России. В 2012 году зарегистрировался в инстаграме*, принял участие в проекте журнала Burn, задуманном членом агентства Magnum Photos Дэвидом Аланом Харви, — фотографировал каждый день на смартфон, выкладывал квадратные снимки незамедлительно, вскоре перенял ту же стратегию для ведения собственных соцсетей. Впрочем, несмотря на то, что профессиональная аппаратура с тех пор была отложена в сторону, мобильным или инста-фотографом Марков себя не считал. В одном из интервью он утверждал: «Я просто фотограф. Я занимаюсь фотографией. Инструмент, который помогает мне этим заниматься, здесь ничего не решает». Дальше — грант от Getty Images, рекламная кампании iPhone 7, выставки и ярмарки в Европе и Америке, фотокниги «Черновик» (2017), CUT OFF (2019) и «Россия в квадрате» (2021). Вместе с тем Марков продолжал жить в Пскове, время от времени оказывался в рехабе, много волонтерил (теперь именем Маркова назовут реабилитационный центр для подростков с зависимостями) и как фотограф работал с социально ориентированными изданиями, среди которых «Псковская губерния», «Такие дела», «Новая вкладка» и Meduza**. Личный опыт — пишущего журналиста, социального работника, волонтера и, в конце концов, человека, знавшего о жизни маргинализированных слоев не понаслышке, — позволял Маркову-фотографу не просто выстраивать высокохудожественные композиции, в которых узнается живопись «романтического» соцреализма и Кватроченто, но и инициировать предельно откровенные, без купюр и обиняков разговоры о важном.

Выставка «Седьмое небо» стерильна — раствор хлорной извести и благой вести. Среди сотен работ, созданных с 2014 по 2023 год, в Anna Nova Gallery показаны те, что едва ли способны спровоцировать дискуссию, — а споры вокруг фотографий или позиции Маркова, занимаемой на тот или иной счет, разгорались регулярно. Стремясь уйти от неудобных вопросов, команда проекта составила экспозицию по формальному признаку, — тем абсурднее выглядит попытка куратора в своем тексте уколоть «холодных формалистов». Переклички здесь самые незамысловатые: тематические (грустный мишка по соседству с мишкой в отношениях; цветы к цветам; клетчатые хрущевки; небо) и композиционные (фотографии расположены так, что из одной в другую переходит то диагональ, то путаная линия обнаруживает в соседнем кадре подобную себе, то провал окна ведет к окну, окно просвету, просвет к просвету и т.д.). Ленточное решение развески напоминает и развернутую по горизонтали сетку инстаграма*, и своего рода имитацию фото- или кинопленки, сразу же наделяющую кадры избыточной, привнесенной извне повествовательностью. От эффекта Кулешова не отвертеться: на первом этаже фотографии расположены столь близко друг к другу, что рассмотреть их обособленно невозможно. Сделано ли так из-за страха, что работы Маркова, изначально предназначенные для телефонного экрана, не выдержат увеличения до размера 50 на 50 сантиметров? Или, напротив, потому что каждый кадр оказывается более красноречивым, чем визуальный речитатив экспозиции, построенный на очевидных рифмах?

В тугой веренице «Седьмого неба» есть, однако, место двадцать пятому кадру. Фотографии Маркова — групповой постмортем, неважно, действительно ли мертвы его персонажи, оставлены ли надежды, ускользают возможности или в небытие ушел лишь момент, забальзамированный теперь в квадрате серебристой гаммы. Постмортем этот неизбежно приобретает черты постфотографии: границы между случайностью и постановкой размыты, а документальная природа уступает место поэтике формы, что усиливает «истинность» скорее субъективного переживания, нежели объективного свидетельства. Уступчивый материал реальности подчиняется интерпретации как Маркова, так и каждого зрителя. Посмертная выставка также словно бы заручилась приставкой «пост-» — осторожный выбор работ и их подача неспособны создать портрет ни фотографа, ни его мира. Кривая линза айфона искажает куда меньше, чем галерейная оптика.