В середине мая мировому зрителю была подарена премьера англо-австралийского минисериала «Великая» — о ранних годах Екатерины II. Консервативно настроенные троечники, привычно держа свои оскорбленные чувства в полной боевой готовности, попытались было возмутиться, дескать, как же так, «вы-все-врети», невежественные британцы, Петр III — не сын Петра I, граф Орлов не был индусом, а шведов мы разгромили еще под Полтавой… и так далее. Но даже их разоблачительный пафос быстро сдулся, потому что нервная обстановка в обществе была не такова, чтобы обращать внимание на локальные истерики последних хоругвеносцев, и потому что примечание, данное в заглавии «Великой» — «временами соответствует действительности» — немедленно указывало на легкомысленные антиисторические задачи. Ну а прежде всего потому, что результат превзошел ожидания: «Великая» — это очень смешно. Рассмешить же публику странной весной 2020 года было делом не только нелегким, но и благородным.

«Великая» ранее существовала в виде театральной пьесы и спектакля Сиднейской театральной компании, потом автор — австралиец Тони МакНамара — сделал из этого сценарий. Имя МакНамары в последнее время на слуху — он написал оскароносную «Фаворитку», поставленную Лантимосом с Оливией Коулман в роли королевы Анны, и этими сведениями можно было бы и ограничиться, сделав проходной вывод о том, что автору очевидно любопытен XVIII век — но вот тут как раз не будем торопиться.

«Великая» на экране — изумительная смесь почти всего, что может попасться под руку, стоит подумать об эпохе Просвещения, ее экранных и сценических воплощениях. Там есть дикая роскошь «Багряной императрицы» Штернберга (1934), расчетливая прелесть «Возвышения Екатерины Великой» Пауля Циннера (1934), беспощадная ирония «Екатерины Великой» Джорджа Бернарда Шоу, стилистические уроки Питера Гринуэя — представьте себе, что на зеленые лужайки «Контракта рисовальщика» вторглись ледяные фурии «Отсчета утопленников». Не обошлось тут и без воспоминаний о грошовых мюзик-холльных шоу конца XIX — начала XX века с эротическими номерами из жизни «царской России» (меха, голые девки, фальшивые бриллианты, Екатерина, Распутин, казак и медведь в сложной мизансцене). И мы, конечно, не будем тревожить великую тень Стэнли Кубрика с его «Барри Линдоном», но непременно вспомним то, что осталось от кубриковского естественного освещения в исторических декорациях и дрожащего пламени свечей, допустим, в традициях глянцевой картинки сказочных фильмов студии Диснея (вы все еще думаете, что в «Фаворитке» заключалось нечто большее?).

«Великая» в строгом соответствии с духом XVIII века — энциклопедия. Натуральная «энциклопедия русской жизни», настоящей, вымышленной, мифической, кошмарной. Роскошные дворцы (снимали в Англии и Италии), регулярные парки и леса, память великих предков (в виде памятника Петру Первому верхом на медведе), исключительная воинственность, неистребимое рабство и мордобитие, презанятное священство (разной степени патологии и вменяемости), раздобревшая на царевых харчах гвардия, экзотический разврат, придворные потаскушки в съехавших набекрень париках, дикие оргии как стандартная часть «культуры повседневности», прыжки через костер, развлекательная драка песика с енотом внутри дубового ствола, бальные танцы с остроумной смесью галопа и кикбоксинга, показательное выдавливание глаз из отрезанных вражеских голов на пиру. Нарядно, в общем, с затеями.

При этом среди головокружительной дикости и непристойности русских традиций и обрядов, авторы позволяют себе шутки, едва ли не более вызывающие, чем лосиные губы на завтрак и мертвые шведы на ужин: не припомню телесериала, где бы с такой частотой звучали имена Монтескье, Дидро, Декарта (от него «пахло сыром, но зато какой ум!»), etc. Поминать «серьезные материи» в современной массовой культуре — «естественное» табу, нужно было изобрести страну несокрушимых медведей, чтобы его так нахально нарушить. Юная Екатерина читает без устали, цитирует по памяти, подсаживает лакея на учебники по геометрии («Равнобедренные треугольники особенно хороши!»), и, видя ненормальные склонности супруги, Петр III дарит той на день рождения целого Вольтера (как рок-звезду на частный ужин). В списке необходимых дел юной императрицы значились три пункта: «1. Полюбить Петра. 2. Заставить его полюбить меня. 3. Найти здесь культуру и образование». Матушка-государыня, до сих пор ищем.

Шутки в «Великой» иногда хороши, иногда блистательны и редко банальны. В смысле текста сочинение МакНамары, пожалуй, даст фору своему прямому предшественнику на почве исторических телефарсов — британскому ситкому «Черная Гадюка» с Роуэном Аткинсом, а иногда напомнит русофильскую «Любовь и смерть» Вуди Аллена. В любой серии зритель найдет себе репризу по душе, согласно собственным убеждениям, образованию, настроению и текущему уровню патриотизма. «Длинные русские бороды выглядят так, как будто мужчины едят бобра», — эта из самых невинных. «Ты где была?! — устраивает Петр разнос своенравной супруге. — У нас есть обязанности! Мы должны помахать войскам!» И одна из самых прелестных: в ответ на пламенные речи Екатерины о необходимости европейских реформ и отмене крепостного права, ей возражают: «Вы хотите уничтожить всю экономическую и культурную основу нашей страны?! Да вы немка!!!». А рефреном всех восклицаний звучит неизменное (изрядно удивившее русскоязычную публику») «Хузза!» (в смысле «Виват!» или «Ура!»). «Хузза!» универсальна — может быть патриотическим воплем, задумчивым бормотанием (вроде «слава богу»), междометием или прямым аналогом собственно русского буквосочетания «ХЗ». Оно и понятно: держится как-то веками вся эта невообразимая конструкция из медведей, царей, войн, бобров, водки и крестов — ну и «хузза!» ей/с ней.

Едва ли не лучшее и, возможно, самое оригинальное из того, что сделано в «Великой» — способ актерского существования. Юная Эль Фэннинг, одинаково убедительная и в «Неоновом демоне», и в ролях Мэри Шелли и диснеевской принцессы, соединяет современную «позитивную» улыбчивую манеру со старинной рассудочностью — ее императрица практически идеальна. Николас Холт, сыгравший Петра III совершенно выдающимся образом, кроме всего прочего опирается на мощную британскую комическую традицию. Оба героя внешне невозмутимы, необыкновенно комичны, но при этом наделены яркой индивидуальностью и кипучей внутренней эмоциональностью. Эти нарядные кровожадные любвеобильные куколки, действуя в расчисленной исторической пьесе с дворцовыми переворотами, оказываются совершенно непредсказуемыми — авторам сериала удалось буквально поменять правила игры в веке разума.

В финале Екатерине, разрешив, как и положено, конфликт между долгом и чувством, предстоит не только править Россией, но и пережить несколько отменно долгих минут самых патетических страданий. МакНамара, по всей видимости, предпочитает завершать анекдоты эпохи Просвещения на душераздирающей сентиментальной ноте. Эта нота сфальшивила в «Фаворитке» — стало очевидно, что занятная история никуда не ведет, так погрустим же о королеве и ее кроликах. А в «Великой» она лишь слегка притушила комические искры: в самом деле, Россией править — не с бобром драться. Во всяком случае, не только.