Пронзительная ирония кроется в названии открывшегося в прошлом году artist-run space «Салон красоты». В нем груз исторических коннотаций и амбиций — продолжить линию Парижского салона, Салона отверженных, Salon de Fleurus и других академических и домашних салонов — сталкивается с вечным вопросом эстетики о приверженности искусства красоте или, другими словами, бьюти-сфере. Расположился «Салон красоты» в здании на Фонтанке, на цокольном этаже, среди кабинетов косметических услуг. Пока в соседних помещениях наводят красоту, в «Салоне красоты», задуманном воспитанником Академии художеств Романом Кругловым, проходит уже третья выставка: на своей персональной Solo Soul Антон Левин, выпускник все того же учебного заведения, размышляет полушутя о преображении (и изображении) души силами искусства.

Представление о том, что художник, а тем более художник с классической выучкой, может «умозреть красками» и показывать «проявления жизни души» — своей ли, духовно-обремененной, или всего трансцендентного мира — Левин подвергает испытанию. Он словно мечется между фигуративным и абстрактным изображением, в глубине души понимая, что ни одна из этих оптик в полной мере не позволит ему выразить невыразимое. Приходится довольствоваться полуабстракцией, имитирующей парейдолию, и мириться с релятивизмом, в том числе эстетическим. Дух схвачен в синтетическую материю телесного цвета, обращен в форму глазастой картошки или боди-хоррор-марионетки (где-то рядом по-прежнему пилят роговые пластинки), «незримое приобретает очертания, если набросить на него простыню», подтверждает в кураторском тексте Круглов. Поликапролактоновые скульптурные головки (интересно, что этот материал используется также в косметологии), иные сгустки и экспрессионистские рельефные полотна, чьи мозаичные слепки-мазки выполнены из полимерных и эпоксидных глин, этаких искусственных морских галек или тягучих жвачек из-под школьного стула — все объекты Левина на Solo Soul для пущего сакрализирующего вау-эффекта инкрустированы «фосфорными» частицами. Массовая культура и производители детских ночников давно узурпировали право на эффектное свечение во тьме, однако столь банальный и китчевый ход, заимствованный художественной практикой, все еще производит впечатление. Левин обращается к этому приему не только в декоративных целях, но и для демонстрации того, как простейшие визуальные трюки влияют на представление о непостижимом, будь то религия, эзотерика или искусство, и как это непостижимое мигрирует в область зрелищ и увеселений.

Впрочем, художник не стремится кого-либо разоблачить. Он работает, совмещая плавкую постмодернистскую деконструкцию с увлеченным модернистским живописным экспериментом. Даже если не всегда остается в пределах холста, а вместо красок использует пластилин или термопластики, Левин, точно по заветам Климента Гринберга, занимается самокритикой дисциплины, сопряженной с рефлексией над свойствами материалов (на первой выставке «Салона красоты» он показывал нонспектакулярную «Жвачку» (2024) из эпоксидной глины) и поиском новых выразительных возможностей. Вместе с раскрытием потенциала вязких, тягучих техник, он пережевывает живописную традицию, канонические образы и клише истории искусств, перерабатывает их, смешивает с мемами и другими найденными в сети изображениями, а затем снова и снова возвращает к материальности. Этот метод жвачки модернизма отчетливо проявился уже в прошлых проектах: в серии «Фиктивное барокко» (2021), предельно эмоциональной, болезненно-своевременной выставке «Упражняясь жестокости» (2024) в галерее OpenYou и в экспозиции «Праздник Вакха» (2024), представленной в неотреставрированном помещении Екатерининского собрания, где рельеф и скульптуры Левина — лоснящиеся пластилиновые экорше Вакхов с поп-артистскими пятнами и гематомами — вписывались в необарочную среду как ее гротескное отражение.

Глазастые картошки из серии «В клубне спрятанная душа» (2025) на Solo Soul тоже похожи на музейные объекты — миниатюрные мраморные головы с утраченными ушами и носами с античных саркофагов. И вот вся экспозиция предстает донельзя спрессованной, сжатой на площадке не больше восьми квадратных метров, призрачной историей искусств: от олимпийской древности и нерукотворных образов до уплощения холста, фотолюминесцирующего science-art’а и парапсихологии. Если воспринимать Solo Soul сайт-специфичным проектом, то сложно не поддаться соблазну гиперконцептуализации: распространить привычную для Левина критику перепроизводства визуальных образов на рассуждения об упадке модернистского музея — догматичного, оторванного от внешнего мира храма искусств, гонящегося за шедеврами, а в последних своих инкарнациях и за блокбастерами. «Салон красоты» в таком случае — цокольным положением ориентированный и на ground и на underground, а названием как бы заявляющий об альтернативных формах экспозиции, — может предложить прообраз иных, принципиально новых, гибких отношений с искусством. Во всяком случае, от более-менее низовых и независимых инициатив ждешь именно этого.