В Русский музей сегодня мы ходим одним кликом. Эрмитаж круглосуточно ведет online-трансляцию c Дворцовой площади. По Третьяковке и Пушкинскому музею виртуально можно нагуляться до перезагрузки системы. Искусство перешло в режим шаговой доступности, только остается ли оно прежним, привычным для нас искусством? Воссоздают ли сетевые проекты музейную атмосферу? И способно ли искусство быть самим собой без подлинников?

Несколько лет назад один замечательный историк искусства, работая над книгами об итальянском и северном Ренессансе, усомнился в том, что качественная электронная копия произведения искусства не может заменить оригинал. Конечно, в старом, «настоящем» искусствознании подлинник — безусловная величина. Только сама картина, сам рисунок, сама скульптура могут рассказать проницательному глазу знатока то, что никогда не раскроется в репродукциях. Историк искусства, о котором идет речь, между прочим, как раз старой закалки: Академия художеств, чтение лекций по Возрождению многие годы, ирония по отношению к авангарду и постмодернизму… Тем интереснее, что он, не признавая приоритета подлинника, написал три интереснейшие книги о Возрождении. Причем три подряд! Да у нас монография о Ренессансе не чаще, чем раз в десятилетие выходит, а тут сразу три — и какие! Их читают и будут читать.

В Интернете лет десять назад появились специализированные сайты по истории искусства. Ни один самый что ни на есть любознательный турист в жизни не узнает столько про средневековую церквушку в Перигоре или про замок на Луаре, сколько узнает рядовой посетитель того же ArtStor. На этом сайте и шедевры вывешены в таком разрешении, что, хоть поселись в Сикстинской капелле, все равно обычный jpeg, выдерживающий многократное увеличение, расскажет больше.

Аура подлинника, конечно, как и прежде, способна покорять сердца ценителей изящного. Но разве не знакома нам ситуация, когда, воплотив давнюю мечту увидеть воочию любимое произведение, мы наконец перед ним — и не ощущаем ни восторга, ни удовольствия? Это долгожданная встреча, а бывает, что и итог специально подгаданной поездки, когда все сошлось одно к другому ради главной цели — увидеть желанную вещь. Мечта сбылась, наконец-то перед вами не репродукции, по которым вы знаете это произведение в мельчайших подробностях, но сам Оригинал. Вы всматриваетесь, всматриваетесь в подлинник… И — ничего.

Такое случается, причем нередко. Слишком многое должно счастливым образом совпасть, чтобы ценитель изящного, оказавшись у любимой картины, завязал с ней задушевный разговор. Даже для гениев знаточества подлинник перестал быть безусловной величиной довольно давно. Главному герою эпопеи Марселя Пруста было достаточно открыток, воспроизводящих фрески Джотто, для того, чтобы влюбиться в этого художника на всю жизнь. Аби Варбург, стоящий у истоков современного искусствознания, Аби Варбург, отказавшийся от завидного наследства клана банкиров ради права купить любую книгу, которую сочтет необходимой, Аби Варбург, собравший уникальную библиотеку и основавший знаменитый институт, которые ныне являются частью лондонского Института искусств Курто, был одним из первых искусствоведов, использовавших фотографии как исследовательский материал наравне с подлинником. Он фиксировал с помощью фотоаппарата те архитектурные детали, которые неразличимы глазом, а таких в любом здании немало. Фотография еще сто лет назад открыла в искусстве многое, что было неведомо прежде, и никто не посмел упрекнуть ее в том, что она попирает права подлинника. Наконец, певец подлинника, философ и критик Вальтер Беньямин, писавший об утрате пресловутой «ауры», столь увлеченно осмыслял произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости, что впоследствии его увлеченность передалась нескольким поколениям интеллектуалов.

О превратностях диалога с подлинником за последние сто лет сказано было немало. Но прежде не бывало еще так, чтобы подлинники были вне зоны доступа. Разумеется, увидеть их все никогда не представлялось возможным. Как, например, судить о Пьеро делла Франческа, если его работы находятся в разных уголках мира? Кто способен посетить все эти музеи, церкви и частные коллекции? А это всего лишь один сюжет из истории итальянского искусства. В общем-то, подобным образом обстоит дело почти с любым художником прошлого. Опыт столетней давности дает нам основание уповать на силу, которая была истоком творчества Пруста, Варбурга и Беньямина. Наши дни учат нас поднимать планку высоко, беря пример с тех, для кого подлинность состоит в своем личном отношении к произведению искусства.

Это мудрый урок наряду с другими, которые нам еще предстоит усвоить в новых обстоятельствах. Когда бы еще нам посчастливилось знать искусство без вернисажей, финисажей и прочих стояний с бокалом теплого шампанского в деснице? Коктейли пряные отменены до следующего распоряжения. Временно упразднена эскалация выставочных проектов и фестивальный туризм, жертвой которого пало много художников и кураторов. Передышка дана и тем, кто должен вершить суд над арт-проектами, высказывая мнение даже тогда, когда нет достаточного повода. Сказанное не означает, что на наших глазах происходит перезагрузка искусства. Эта приостановка художественной жизни очистила на время искусство от мишуры, оставила его наедине с самим собой. И мы теперь вольны гадать, какие новые песни придумает жизнь. Дальнейшее развитие событий скорректирует наши предположения, но так или иначе мы на время вернулись к искусству как таковому. Это ценный опыт.