Восемь площадок в самом Екатеринбурге плюс арт-резиденции в Свердловской и Челябинской областях — столько точек на карте Уральской биеннале не было еще никогда: в память о Казимире Малевиче эти площадки задумывались как планиты. Основной проект развернут на Уральском оптико-механическом заводе (УОМЗ, часть холдинга «Швабе» госкорпорации Ростех, в третий раз выступил партнером биеннале) — только не в историческом старом цеху, как два года назад, а в белоснежном новом, поражающем глянцем полов и прозрачностью стен, сочинялся как парафраз на тему первой антиутопии XX века — романа Евгения Замятина «Мы», написанного ровно сто лет назад.

Слезы наворачивались на глаза, когда на пресс-конференции, открывающей биеннале, сокуратор основного проекта Чала Илэке читала вслух первую из 40 «записей» романа, о строительстве «Интеграла» — чуда техники, предназначенного для завоевания других планет. «Вам предстоит, — читала она, — благодетельному игу разума подчинить неведомые существа, обитающие на иных планетах — быть может, еще в диком состоянии свободы. Если они не поймут, что мы несем им математически безошибочное счастье, наш долг заставить их быть счастливыми».

Метафорой «Интеграла» и оказался сверкающий цех, отделенный стеной от действующего производства: выставка в нем начинается с работы шведского художника Руно Лагомарсино — слова WE, набитые гвоздями на стене. Название основного проекта «Мыслящие руки касаются друг друга» вписывается в тему биеннале — перефразированную цитату из Экклезиаста «Время обнимать и уклоняться от объятий». А та, в свою очередь, навязчиво напоминает о пандемии, хотя и была утверждена до нее.

Все три куратора проекта — родившаяся в Стамбуле Чала Илэке, реализовывавшая собственные проекты в берлинском Театре Максима Горького, уроженец Антальи Мисал Аднан Йылдыз, в прошлом — арт-директор Künstlerhaus в Штуттгарте и Artspace Aotearoa в Новой Зеландии (вместе с Чалой они возглавляют Кунстхалле в Баден-Бадене), и их третий партнер, Ассаф Киммель из Тель-Авива — архитектор, работающий над проектом выставки Анны Имхоф в Palais de Tokyo и реконструкцией исторического ателье Balenciaga, — живут в Берлине. Над проектом, в котором участвуют 52 художника и арт-коллектива из 23 стран, все трое работали онлайн — что отчасти определило его концепцию hausgemacht («сделанное дома»), и оправдывает вязаную «паутину», расстеленную в зале на полу. Связанная вручную художницей из Боснии и Герцеговины Шейлой Камерич, эта работа — все же не гимн женскому труду, как может показаться, и не плач о закабалении женщин, а скорее попытка отделаться от воспоминаний о войне в Югославии — времени, когда выходить наружу было страшно, и запертые дома женщины занималась подобными вещами. Одновременно это и продолжение все той же истории о путах несвободы, на отголоски которой — в виде разных «паутин» Шейлы Камерич — натыкаешься и в Цирке, тоже ставшем площадкой биеннале: перформансы здесь идут прямо на арене.

Переклички между площадками — марка Уральской биеннале. У Хенрике Науманн (Германия), прорабатывающей в своих инсталляциях травму человека, выросшего в ГДР, главная работа располагается в цеху, а продолжение представлено в виде интервенций на еще одной площадке биеннале — в Музее истории и археологии Урала. В двух локациях, в бывшем кинотеатре «Салют» и на заводе, можно увидеть и работу Клеменса фон Ведемейера. В первом варианте это фильм, во втором — основанная на нем VR-инсталляция: художник снял его в Минске, в мастерской скульптора Заира Азгура, лепившего вождей.

Закрытое на реконструкцию здание кинотеатра «Салют» приоткрылось на время биеннале, став ее офисом и местом для демонстрации видеоарта. Здесь показывают старый фильм Ольги Чернышевой, снятый в Музее Чехова, и относительно новые «Галантные Индии» недавнего лауреата Премии Дюшана Клемана Кожитора — черные кранк-танцы, ловко положенные на музыку Рамо: этот ролик Кожитор сделал по заказу Парижской оперы, где он поставил одноименный спектакль.

В «Салюте» можно увидеть и совсем новое видео «За две минуты до полуночи» знаменитой израильтянки Яэли Бартаны — позаимствованный из него стоп-кадр с седой женщиной, провожающей взглядом каждого, кто входит в зал, открывает проект на заводе. Выбирающая радикальные темы Бартана не боится обвинений в неполиткорректности — чего стоит ее чудный проект 2011 года «Евреи, вернитесь в Польшу!», показанный в Польском павильоне в Венеции. Для Уральской биеннале Бартана сделала фильм о женщинах, готовых править миром — среди участниц этого видео-заседания «правительства Земного Шара» легко узнать, например, Марину Абрамович.

Самый заметный экспонат главной выставки — работа турчанки Хале Тенгер «We didn’t go outside; we were always on the outside / We didn’t go inside, we were always on the inside». Обыгрывающая проницаемые/непроницаемые границы между «снаружи» и «внутри», она представляет собой кусок зала, огороженный колючей проволокой, с будкой охранника. Тут самое время вспомнить, что за другую свою работу, показанную на прошлой Стамбульской биеннале и посвященную курдской проблеме, турецкий суд пытался инкриминировать Хале Тенгер оскорбление национального флага. Его вы обнаружите и в Екатеринбурге — внутри будки, среди многих картинок счастливой жизни.

Следуя карте путеводителя по основному проекту, вы найдете не все, что в нем заявлено — какие-то работы, как, например, Proposition d’habitation знаменитого израильского художника Абсалона, похоже, не добрались на Урал к открытию. Основной проект этого года вообще очень отличается от своих предшественников — в экспозиции 5-й Уральской биеннале обнаруживались все новые и новые произведения, за каждым поворотом вас ждали впечатления, и это давало ощущение бесконечности, свойственное биеннальному жанру: вроде бы все увидел, но что-то важное прошло мимо. В отличие от прошлых проектов, «Мыслящие руки касаются друг друга» соразмерны человеку — кажется, что до всего легко дотянуться. Но это не так.

Сила 6-й Уральской биеннале — в ее географии, отразившей желание «уйти от формата выставочного блокбастера, сделать биеннале поменьше, погоризонтальнее», сформулированное комиссаром Алисой Прудниковой. Возможно, дело в деньгах — несмотря на то, что бюджет в этот раз был больше (100 млн. руб. против 80 в прошлый раз), мы понимаем, насколько все подорожало за последние два года.

В любом случае чтобы увидеть главное, мало попасть на завод, в цирк, в музеи (археологии и фотографический, в Доме Метенкова), на конструктивистский почтамт, где проходит перформанс «Камни желаний» немецкой художницы турецкого происхождения Мехтап Байду. Недостаточно увидеть нежнейшую ироничную выставку «Обнять и плакать» в центре «Синара», объединившую художников, чьи работы не попали в основной проект, и выставку про молодежные кооперативы эпохи застоя в Ельцин-центре — все это спец-проекты биеннале.

В этом году акцент сместился в сторону арт-резиденций, программу которых разрабатывал замечательный уральский художник и куратор, лауреат «Инновации» Владимир Селезнев. Программа собиралась по результатам опен-коллов, на которых площадки сами себя предлагали. Тут был комбинат «Магнезит» в Сатке, где еще летом открыл свой мурал Андрей Оленев, и Кыштым со скульптурой Ивана Горшкова. И, конечно, Нижний Тагил с тремя арт-резиденциями — в одной из них, в помещении местного музея изобразительных искусств, японский художник Икуру Куваджима рассказал удивительную историю о тагильском мальчике Вите Старухине, родившемся в 1916 году и ставшим известным японским бейсболистом Виктором Старфиным.

Главная же резиденция сезона располагается в поселке Сокол, который был на долгие десятилетия стерт с карты России: неземной красоты озеро Сунгуль, а на берегу — корпус бывшего общежития «Лаборатории Б», где Павел Отдельнов устроил выставку «Звенящий след».

Конструктивистский корпус санатория для сотрудников НКВД в 1947 году был превращен в «шарашку», ставшую частью советского атомного проекта. А после смерти вождя — в лабораторию «Б», где те же бывшие зэки-ученые (в их числе был и выдающийся генетик Николай Тимофеев-Ресовский) жили как бы на воле, исследуя влияние радиации на живые организмы, — рядом, в городе Озерске, производили плутоний для атомных реакторов. В 1957 году случился взрыв, унесший много жизней и стерший с карты множество деревень. Скрывая информацию от населения, газеты рапортовали об эффекте полярного сияния на Южном Урале. Сотрудников принялись обследовать и лечить — а в 1989 году, на исходе перестройки, те, кто дожил до счастливых времен, узнали, что данные об уровне радиации в воздухе и составе их крови никуда не шли.

Все это мы узнаем из сайт-специфик проекта Павла Отдельнова — через его живопись, сделанную только что, в этом году, и собранные им тексты воспоминаний свидетелей и участников событий. 21 одна комната — как 21 одна глава адской истории, которой, понятно, нет конца. И потому работе Отдельнова нет цены — мысль о том, как было бы здорово увидеть ее не только в родных стенах, но, например, в павильоне России в Венеции, не оставляла каждого, кто увидел «Звенящий след». Команда биеннале разработала маршруты по арт-резиденциям, но выставка Отдельнова работает до конца октября — и, кажется, мало кто успеет туда добраться. Иностранцев же в Сокол не пускают вовсе — хотя эту страшную историю было бы правильно рассказать всем.