Вы заходите в лабиринт, собранный из зеркальных осколков, — один из главных объектов «Утопии Спасенной» — и, с трудом преодолев желание запечатлеть свои отражения, медленно передвигаетесь в тесном пространстве. Это не классический лабиринт из старинных французских усадеб, который всегда есть восторженное путешествие. Здесь зеркальный пол уходит из-под ног, отнимая уверенность. Упираясь взглядом в самое себя, вы беспокойно ищете проход, щель — чтобы в конце концов все равно уткнуться в пустоту.

Здесь все построено на блеске и отражениях. Задирая головы, мы видим себя отраженными в серебряной оболочке подвешенного к потолку дирижабля — Ли Бул посвятила его памяти сгоревшего в 1937-м гигантского «Гинденбурга». Даже этикетки с названиями работ и шрифты сделаны Андреем Шелютто и Ириной Чекмаревой (они выступили одновременно и дизайнерами каталога выставки) в виде осколков ледяного зеркала, из которых Кай складывал слово «Вечность».

Сверкающий, сконструированный с помощью зеркал, отраженных и поглощенных лучей мир, который предъявила Ли Бул, — абсолютная антиутопия, наполненная узнаваемыми символами и аллюзиями. Только не на счастливое будущее, а на прошлое, в ее случае — весьма драматичное. Сама художница рассказывает о нем так: «Единственное, что отделяло внутреннее пространство, где я жила, от пространства снаружи, то есть от шоссе, была бумажная дверь на деревянном каркасе, просто лист бумаги. Между моей кожей и внешним миром был лишь один этот бумажный лист. У меня словно не было никакой защиты, никакого личного пространства. Этот дом выполнял роль убежища весьма условно… Я всегда мечтала о каком-то идеальном месте. И всегда это был некий странный дом в горах, что-то вроде бункера, но снаружи похожий на скалу».

Дом-скала — еще одна утопия. Дочь левых диссидентов эпохи военной диктатуры Пак Чон Хи, Ли Бул в своих интервью говорит об обысках, частых переездах, неустроенности — все это стало темой ее ранних перформансов конца 1980-х, когда художница нацепляла на себя свои мягкие скульптуры. Расшитые блестками и бисером, они изображали внутренние органы, щупальца, конечности — Ли Бул путешествовала в этом прикиде по Токио и Сеулу, ездила в автобусах и метро. «Прости за страдание — ты думаешь, я щенок на пикнике?» — так называлась одна из этих работ, созданная в 1990 году. Тонкие поверхности скульптур были ее второй кожей: «любая поверхность — это поле боя», замечает Ли Бул. Ее инсталляции из разных тканей и материалов на выставке — тоже поле боя. Или цирковая арена — когда зрители ушли, а клоуны разбежались.

На «Утопии Спасенной» не раз вспоминаешь о скульптурах, сделанных Ли Бул из оболочек — о «Величественном великолепии» (1991; рыбина в блестках), об «Алиби» (1994; силиконовые руки, в каждой к коже между пальцев с помощью острой шпильки для волос пришпилена бабочка). Вспоминаешь и о многометровых дутых «Монументах» (или антимонументах) — «Ты мне нужен (монумент)» (1996), к примеру, представлял собой наполненный воздухом фаллос с фотографией автора в неглиже и педалями, с помощью которых инсталляцию предлагалось накачивать и сдувать.

В 1999-м, на 48-й Венецианской биеннале Ли Бул сделала для национального павильона Кореи инсталляцию «Гравитация превосходит скорость» с футуристическими кабинками караоке, а для главного проекта — свисавшего со сводов Арсенала «Киборга»: вроде бы отсылавший к будущему, на самом деле он тоже напоминал о войне.

Год назад, на 58-й биеннале, в Арсенале была выставлена ее «Утренняя серенада V», отразившая давно начатый диалог Ли Бул с русским авангардом — металлическая конструкция со спиралями, лампочками и проводами заставляла вспомнить башню Татлина, его вращающийся «Памятник III Коммунистическому Интернационалу», спроектированный ровно век назад. Невероятно, но факт: этот славный юбилей в Венеции отметил не кто-то из русских художников, а кореянка Ли Бул.

На выставке в Манеже о Владимире Татлине напоминает микроскопический макет — один из объектов, входящий в серию «Русский конструктивизм». А об архитекторе Иване Леонидове — «Город солнца», система зеркал, занимающая весь нижний этаж «Манежа» и воспринимаемая как карта воображаемой земли. Вдохновленная одноименным трудом Томмазо Кампанеллы, создавшего самую знаменитую модель утопии, Ли Бул представляет ее как далекий от идеала, абсолютно контролируемый мир.

Все эти работы созданы художницей не сегодня — инсталляции Ли Бул и ее рисунки, отдельные объекты, так или иначе были показаны в разных проектах или постоянно выставлены в музеях. Но только в Петербурге, на выставке, сочиненной специально для пространства Манежа, рассчитывая сделать свое искусство более понятным российскому зрителю, Ли Бул привлекла на помощь русский авангард — и прежде всего работы Леонидова, объединенные в серию «Город солнца». Вдохновленные древнерусской живописью, эти вещи, хранящиеся в собрании Государственного музея архитектуры имени Щусева, почти не показывались и совсем неизвестны. Искренний утопист, не получившей шанса построить ни одно здание, Леонидов хотел верить в будущее — и в 1943 году написал «Памятник последнему солдату, погибшему в последней войне».

На выставке, к которой ее российский сокуратор Олеся Туркина привлекла множество музеев не первого ряда, вообще много не самых известных работ — Лисицкого, Татлина, Малевича, Лабаса, Родченко, Крученых, Экстер… Модель оболочки дирижабля, сделанная руками Константина Циолковского, привезена из его калужского мемориального музея. «Дирижабль» филоновского ученика Василия Купцова, редко участвующая в выставках огромная картина 1933 года, отвечает сверкающему дирижаблю Ли Бул — и рассказывает о событиях, от которых никому не удалось спастись.