Ответ на этот вопрос, впрочем, существует, — и, как и в предыдущем случае, он прямо противоположен предлагаемому Марией Кувшиновой. Неангажированная критика, как и вообще неангажированное творчество, существует, — и именно потому, что первичной задачей любого искусства является освобождение (и автора, и зрителя/читателя) от их ангажированности. Это не похвала, не достоинство, не привилегия и не обожествление, — это чистая функция, вроде тепла от одежды или сладости от сахара. Да, у меня есть происхождение, воспитание, образование и даже какой-никакой круг общения, — но каждая прочитанная книга, каждый посмотренный фильм и каждое увиденное полотно нейтрализовывали, обезоруживали, рассеивали мою ангажированность этими факторами (из перечня, приведенного в статье, я исключил здесь лишь «ценности того круга» — по той простой причине, что это, собственно, не круг, а некое наслоение полей, и никаких сколько-нибудь общих «ценностей» у этого «круга» нет и в помине). Потому что так ведь искусство и работает: выводя тебя за пределы собственного опыта (жизненного, реального), давая иную оптику, иную логику, иную физику — десятками, сотнями, тысячами, которые раз за разом повергают тебя в растерянность и лишают уверенности в былом собственном взгляде на мир. Как человек, некогда обученный работать на этой территории, я, конечно, ангажирован своими учителями, но главное, чему они меня научили — уметь с ними не соглашаться. Споря с ними, я им верен; согласись я с ними — предал бы. И их, и себя.