26 июня в арт-усадьбе Веретьево открылся парк Александра Бродского. Настоящий усадебный парк, бесконечно далекий от классических образцов, но воспроизводящий их логику и отвечающий всему, что мы думаем и чувствуем сейчас.

Все тут как принято в парке: арка над входом (она же перегнувшаяся ива), хрупкие павильоны, скамейка из прежних времен, «Дом отшельника» с крышей, заросшей травой, «Библиотека» с книжками, обитаемые мостики над водой.

Вода — это болото в лесу, где бурелом и гигантские лопухи, и крапива, от которой вряд ли получится увернуться, — как от правды жизни, прорастающей здесь в каждом сантиметре грубо обструганных, заимствованных из старых соседских заборов досок и тонких перил.

У скульптора Вадима Сидура был «Памятник современному состоянию» — парк Бродского и есть такой памятник. Воспоминание о сгинувшей, потонувшей в болоте империи, на руинах которой мы пытаемся жить.

Созданная издателем, основателем ИМА-Пресс, одним из самых успешных полит- и пиартехнологов 1990-х годов Андреем Гнатюком арт-усадьба Веретьево устроена на территории бывшего пионерского лагеря. Следуя традиционной схеме русской усадьбы — главный дом, флигели, пейзажный парк, парадная аллея со статуями (придуманными в данном случае Андреем Бильжо), она вовсю обыгрывает эстетику советского бедного, с ее китчевыми, не вытравленными из памяти символами. Гипсовый пионер с горном, спортсменка без весла, забронзовевший — или, скорее, забронзовленный до зубов, до пистолета в руке Пушкин. Гипсы, как будто полуразрушенные, но, конечно, специально недолепленные, подобно новодельным руинам в старых парках. Главный дом — с колоннами из выкрашенных белой краской кривоватых древесных стволов. Замечательно, что вкус и чувство меры не позволило создателям усадьбы пойти в этой игре до конца.

Сегодня Веретьево — успешное предприятие и огромное хозяйство, дом отдыха-творчества, где отмечают Новый год и свадьбы, устраивают корпоративы, проводят выходные. По информации сайта арт-усадьбы, в ней могут разместиться до 130 гостей — в домах, домиках и палатках глэмпинга. На ферме, обеспечивающей постояльцев свежей провизией, живут маралы, муфлоны и пятнистые олени, которых гости могут кормить, а сами кормиться — в отличном ресторане. Здесь есть именные номера, созданные Евгением Ассом, Ольгой Солдатовой, Андреем Бильжо, Игорем Гуровичем, отвечавшим за дизайн и нынешнего действа, и путеводителя по парку, изданного к его открытию и составленного архитектурным критиком Григорием Ревзиным и литературным критиком Анной Наринской.

Но у Веретьева богатое артистическое прошлое — в 2008 году тут проходил проект 1-й Биеннале молодого искусства «Стой! Кто идет?», и Андрей Кузькин, ставший тогда главным открытием биеннале, устроил здесь то самое хождение «По кругу», документацию которого мы видим сегодня на экране в Третьяковской галерее на главной выставке сезона «Мечты о свободе». А на месте действия с тех пор торчит из окаменевшего бетона огрызок кузькинского башмака и хвостик шнурка — рядом с «Аллеей ветеранов» Хаима Сокола, сохранившейся в Веретьево с той же биеннале.

В честь открытия парка Кузькин устроил на берегу речки Дубны представление другого своего перформанса — «Явления природы, или 99 пейзажей с деревом», посвященного отцу: голым зарылся головой в землю и стоял ногами вверх, один среди природы, как в разные времена стоял в Гааге, Воронеже и много где еще.

В той первой биеннале участвовала и Диана Мачулина, построившая в лесу тир, от которого создатель парка не захотел отказаться: в «Тире Дианы» располагается, понятно, бар. Показывая пришельцам парк, архитектор оставил бар напоследок — парк не требует дополнительных вливаний и сильнодействующих средств.

Это и пейзажный парк с родной фауной, искусно дополненной и усиленной досаженными в правильных местах цветами, папоротниками, лопухами, кувшинками. И современный экологический парк, где дорожки не касаются земли и травы, все создано из побывавших в употреблении материалов, и ни одно дерево не пострадало, ровно напротив — некоторые прорастают сквозь сколоченный настил, и продвигаясь вперед, вы хватаетесь за ствол, чтобы не упасть.

Все здесь вырастает из старых объектов Александра Бродского — сооруженных в Пирогово «Павильона для водочных церемоний» (Арт-Клязьма, 2004) из старых окон и форточек, но в античных пропорциях, и «Причала 95 градусов», отклонившегося якобы по причине ветхости на 5 градусов от вертикали. Из «Ротонды», собранной из старых белых дверей в Николо-Ленивце. Из задней тайной комнаты рюмочной «Пролив» на Никитском бульваре, светлая ей память, где часто можно было встретить и самого архитектора, где слышался тихий звук набегающей волны, а обшарпанные стены со старыми трубами вышибали слезу. Из ранней, 1990-х годов, бумажной архитектуры Александра Бродского, принесшей автору первые награды и признание.

Ночью подсветка проникает в щели между досками, парк пронизывают эти световые пути, приводящие к светящейся «Библиотеке». Она напоминает объект, виденный мной однажды на Венецианской биеннале: павильон Грузии — деревянный дачный домик, стоявший в Арсенале, а внутри него непрерывно лил дождь. Домик вызывал в памяти «Пролив», как «Библиотека» в Веретьево заставляет вспомнить грузинский павильон.

И все это — двойная метафора, отсылающая к античности старой и новой, к советским временам, когда впервые пошли в дело доски, из которых сколочены и «Крытый мост» (оммаж Палладио, участвовавшему, как напоминает Ревзин, в конкурсе на строительство венецианского моста Риальто), и башня с «Обсерваторией», где надо долезть до верха, чтобы почувствовать себя на вершине счастья.

Дорожки — чуть уже, чуть шире, — расходящиеся под разными углами, не доходят пока до «Бани», но добираются до высшей точки парка — «Туалета» («приюта спокойствия, трудов и вдохновения»). Местами дорожки оставлены без перил — подобно редким мостикам, еще уцелевшим в той самой Венеции. Ведущий меня по парку автор пару раз оступился и угодил ногой, по счастью, не в воду — в траву. Потому что лето, жара, сушь. Но тут бывает по-всякому, и в этой эфемерности, неуверенности в следующем шаге и завтрашнем дне весь цимес места. Устроители парка предлагают предаваться здесь чтению. И не то что бы хотелось с ними спорить — парковое времяпровождение может, конечно, вылиться и в чтение, благо книг тут много: Анна Наринская отбирала их не только для «Библиотеки» — вы найдете книги всюду, где есть крыша. Но как по мне, то эта тема навязана Веретьево извне.

Парк Бродского — не место для чтения. Занятие, для которого он придуман, лучше всех описали Аллан Милн с Борисом Заходером. В финале «Винни-Пуха» Кристофер Робин спрашивает Пуха, что тот любит делать больше всего на свете — и Винни отвечает, что «есть такая минутка, как раз перед тем как ты примешься за мед, когда еще приятнее, чем потом». Кристофер, соглашаясь с приятностью момента, признается однако, что больше всего любит делать Ничего: «Ну вот, спросят, например, тебя, как раз когда ты собираешься это делать: «Что ты собираешься делать, Кристофер Робин?», а ты говоришь: «Да ничего», а потом идешь и делаешь. Вот, например, сейчас мы тоже делаем такое ничевошное дело».

Тут и добавить нечего. Надо идти и делать. И будет хорошо.