Авторам проекта впервые удалось объединить обладателей прав на творчество героя и хранителей связанных с ним раритетов. Сын Цоя Александр признался, что до сих пор отказывался от многих предложений сделать выставку об отце, потому что ждал блокбастера — и вот, наконец, дождался, и стал его креативным продюсером. Прилетевшая на вернисаж Джоанна Стингрей, поучаствовавший в составлении каталога Жоэль Бастенер (это он издал в 1989-м во Франции пластинку «Последний герой»), режиссер «Иглы» Рашид Нугманов, предоставившая львиную долю экспонатов Наталья Разлогова — последняя любовь Цоя, со времен «Ассы» и до последнего дня, — все они задействованы в выставке, занявшей подвальный этаж «Манежа». Выбранное для экспозиции пространство поражает не меньше, чем круглая дата — 60 лет — применительно к Цою, не успевшему не то что состариться, но даже повзрослеть.

Сделанная с размахом — 11 больших залов — экспозиция потребовала внушительных вложений: грант Президентского фонда культурных инициатив в размере 37 миллионов рублей составил менее половины бюджета. Об этом сообщил на открытии сопродюсер выставки Александр Кармаев, он же управляющий партнер Planet 9 и муж Агнии Стерлиговой. Planet 9 — семейный бизнес, до сих пор специализацией бюро оставалась выставочная архитектура, неизменно потрясавшая воображение зрителей и критиков. Это ведь Агния Стерлигова догадалась дополнить гравюры Дюрера в Историческом музее «камнями» и позолоченными ветками под потолком, а на выставке «Покой и радость» в Петербурге повесить качели и картонные облака.

Теперь архитектурное бюро по сути превратилось в продюсерскую компанию. Стерлигова, впрочем, сохранила ту найденную в питерском Манеже умильную, но странную в отношении позднесоветского андеграунда интонацию если не покоя, то радости. Местами подражая Даниэлю Либескинду — его лабиринтам, построенным год назад в Новой Третьяковке для международного проекта «Мечты о свободе», — архитектор сделала все, чтобы порадовать и развлечь зрителей.

«Путь героя» — аттракцион, где в нишах стоят манекены в костюмах Цоя (часть их воссоздана по фотографиям), исполинские кассеты воспроизводят музыку, а шарики-планеты с говорящими головами соратников по группе «Кино» «крутятся» вокруг главной звезды «по имени Солнце». А она поет, сочиняет, путешествует… И работает в котельной, той самой «Камчатке», которую мы представляем себе по старым видео: тут она масштабирована до размеров зала и производит совершенно неожиданный эффект — в полном соответствии с идеей выставки, состоящей в том, чтобы развлекать, отвлекая от серьезного, избегая неоднозначных акцентов и ассоциаций, кажущихся авторам неуместными у стен Кремля.

Единственный зал, лишенный бодрой оптимистичной интонации, — тот, где стараниями РОСИЗО собрано искусство: все, что Цой успел создать как художник. Временами неожиданное, как концептуальная вещь 1989 года: «Картину написать не успел». Цой не успел написать работу для выставки «Новых художников» Тимура Новикова, потому что одни гастроли следовали за другими, и музыка стала занимать все время, затмив первую профессию — художника. Рисовавший с детства, Виктор Цой окончил художественную школу, был изгнан из Ленинградского художественного училища имени В. А. Серова и окончил в итоге реставрационное училище как «резчик по дереву», о чем напоминает отдельная витрина с вырезанными его руками нэцке — такие он дарил друзьям.

Но рисунки Виктора Цоя и его живописные работы, выполненные чаще даже не на холстах, а на кухонных клеенках и кусках полиэтилена, — нечто другое, выдающее в авторе, с одной стороны, самостоятельную фигуру, с другой — верного последователя Тимура Новикова. Именно он был, конечно, истинным лидером той неподцензурной музыкально-художественной волны, которая сформировалась в 1980-х в Ленинграде и весьма способствовала росту либеральных настроений в стране.

Персонажи картинок Цоя à la Кит Харинг или Жан-Мишель Баскиа, с силуэтами, повторяющими угловатые контуры лица автора, постепенно исчезают, уступая место новиковскому «новому академизму» с мужскими торсами и кентаврами, перед которыми проносятся реактивные самолеты, оставляя яркий след. Аннотация к одной из таких работ под названием «Полет» сообщает, что взятый Виктором из фильма «Полицейский из Беверли-Хиллс» и переложенный на холст кадр дал толчок будущей новиковской «Новой академии», чья программная выставка в Русском музее прошла только в 1991 году. Это, конечно, не так: к моменту открытия выставки все уже существовало и было оформлено. Но здорово, что есть «Полет», и «Мегаполис», и «Дорога» — один из последних его сюжетов.

Жаль, что в «Манеже» нет отличного портрета Виктора Цоя работы Новикова — он остался в Русском музее. Но есть автопортреты — большая часть из представленных на выставке 76 работ уже показывалась два года назад в петербургской KGallery в рамках экспозиции, приуроченной к тридцатилетию со дня гибели Цоя. Ее куратор Дмитрий Мишенин выступает в этой же роли и в «Манеже». «Нам удалось показать Цоя как большого художника, как кинозвезду», — объясняет он, хотя никаким большим художником Виктор Цой, понятно, не был — да и не собирался быть. И кинозвездой не стал. Зачем? Цой не нуждается в том, чтобы делать его лучше. Другое дело, что многим хочется уцепиться за его репутацию и посмертную славу. И иногда это удается — вот как сейчас.

Мишенин, между тем, значится и автором выставочной концепции, которой, по сути, нет. Иллюстрированная биография — не концепция, а жанр, а путь героя — тот нередкий тип байопика, который преподносит историю жизни в розовом цвете, очищенной от конфликтов, проблем и интриг.

Никто, собственно, и не ждал от «Пути героя» особой глубины. Авторы выставки с порога сообщают в кураторском тексте, что Цой «не был ни политическим трибуном, ни терзаемым сомнениями творцом» — как будто страхуясь, боясь допустить в проект его самого: не героя мифа, а человека, не скрывавшего свои мысли и взгляд на мир. Человека, способного спеть «Я ждал это время, и вот это время пришло / Те, кто молчал, перестали молчать» — и сказать в прямом эфире о том, что «у нас государство занимается спекуляцией в особо крупных масштабах».

«Единственное, что мне хотелось и хочется, — чтобы люди чувствовали себя больше свободными от обстоятельств. Чтобы человек сохранял скорее себя, нежели какой-то внешний комфорт», — говорил Цой. Это как раз то, что удалось ему целиком и полностью — сохранить себя, ничем позорным не запятнать, остаться романтическим героем эпохи, отмеченной его песнями. Не успеть ни в кого превратиться — потому что романтики, как учит история, долго не живут.