Одна из интриг отечественного современного искусства состоит в том, что живопись у нас содержит в себе художественный опыт во всей его полноте вследствие других обстоятельств, чем те, что определяют ее роль на международной арт-сцене. Выставка Виталия Пушницкого «Амперсанд» — редкий проект, в котором петербургскому художнику удается говорить на языке contemporary art, не отторгая местную традицию.

Когда в Эрмитаже несколько лет назад анонсировали выставку Ансельма Кифера о Велимире Хлебникове, многие были приятно озадачены. Радости от того, что в Николаевском покажут одного из самых рьяных и спорных живописцев нашего времени, сопутствовало недоумение. Не то чтобы Кифер давно планировал погрузиться в историю русского авангарда — Россия всегда интересовала его гораздо меньше, чем многих европейских интеллектуалов, переживших увлечение советской утопией. Да и сам Председатель Земного Шара непонятен иностранцам, для переводчиков же он и вовсе смертельно опасен: перевести заумь на другой язык невозможно.

Тем не менее, оказалось, что пазл собирается, хотя и не без усилий. Переводить Хлебникова на немецкий начал Пауль Целан — поэт, бывший собеседником и единомышленником Кифера на протяжении десятилетий. Правда, судя по выставке, Кифер не вчитывался в переводы будетлянина, которых в Германии, помимо целановских, сделано не так мало. Он вдохновился необоримой творческой стихией великого заумника и сделал выставку о непрерывности живописи. О продолжении живописи несмотря на все перипетии истории современного искусства — вопреки всему и во что бы то ни стало.

Виталий Пушницкий принадлежит к поколению художников, для которых живопись является языком, на равных соперничающих с перформансом, медиаартом, видео, политическим активизмом и другими воплощениями искусства наших дней. В шестидесятые, когда начинал Кифер, живопись боролась за свои права. Она рукотворна, вещественна, образна. В двадцатом веке бывало, что именно это ставили ей в упрек, теперь же в этих качествах видят ее бесспорное преимущество. Едва ли акционизм, сетевое искусство или сайнс-арт способны составить ей конкуренцию, пусть в другом они и дадут ей фору. В наши дни живопись просто живет своей жизнью, причем особенно вольготно ей в Германии — скажем, в Дюссельдорфской Академии художеств или в Лейпциге. Представляется, что в российском современном искусстве картины Виталия Пушницкого ближе всего к современной немецкой живописи, хотя они своеобычны и лучше всего понятны тем, кто знает петербургскую арт-сцену и радость и преимущество жить в нашем городе, делая выставки по всему миру.

Новый проект Виталия Пушницкого «Амперсанд» — о непрерывности живописи. В его названии — слово «и». Амперсанд всем прекрасно известен, только мало кто знает его по имени. Это знак «&» — логограмма, сложенная из слияния двух латинских букв «e» и «t», которые образуют союз «et» (по-русски «и»). Амперсанд — русская транскрипция английской фразы «and per se and» (что означает «»и» в качестве буквы «и»»), которую в свое время знал любой, кто зубрил английскую азбуку. Амперсанд иногда включали в латинский алфавит, но в обиход он вошел в Англии в начале XIX века. Почти столетие он был последней буквой английского и американского алфавита. Однако в начале прошлого века был изъят. Сейчас это слово из профессионального лексикона программистов и математиков, хотя знак «&» понятен всем.

Об этой связности, об этой длительности, которые не осознаются нами, но лежат в основе логики, суждений и повествований, Виталий Пушницкий размышляет в своих новых работах — размышляет пластически, строя умозаключения как последовательность визуальных приемов и высказываний. Подобный ход мысли есть ход развития живописного мотива, сам процесс написания холста. Живопись полагает здесь саму себя как движение вперед, созидаемое творческой энергией, которой заряжено это движение. Такова замкнутая художественная система амперсанда — длительность, длящая себя в своем продлении.

Визуальное повествование здесь разворачивается как органический орнамент, вырастающий на поверхности холста поверх красочного слоя. Масло — связующее начало, сцепляющее загрунтованный холст и вырезанные из холстины ленты, сплетающиеся в сложный растительный узор. На больших картинах, подытоживающих проект, их хитросплетение заполняет собой всю поверхность изображения. Живопись, таким образом, оказывается не повествованием красок, но наррацией холста на холсте, где масло дополняет и акцентирует этот рассказ, слагающийся из коллажных элементов в эффектный рельеф. Художественный опыт обнаруживает себя на границе плоскостной иллюзии трехмерного изображения, скульптуры и визуальной комбинаторики, открывая пространство новой художественной свободы и снимая разницу между фигуративным и абстрактным.

Виталию Пушницкому и раньше неоднократно удавались неожиданные формальные решения. Он выжигал пейзажи лазером на авторской бумаге, проецировал видео на живопись, комбинировал живописный триптих из нескольких картин разного формата, развешивая их в порядке, заданном тем или иным выставочным пространством… С точки зрения формотворчества и художественной технологии новый проект Пушницкого еще более интересен, чем прежние, поскольку в нем разворачивается размышление о творчестве как органическом опыте. Растительные метафоры здесь — не только часть образной системы, но и созидательный элемент. Творческий процесс понимается как произрастание холста на холсте при деятельном участии красок. Метаморфозы художественного роста и обеспечивают непрерывность живописи, длящейся как опыт, переданный учителем ученику, перенятый учеником у учителя и претворенный в творчестве обоих участников этого диалога. Виктор Шкловский в двадцатые, жившие похожими идеями и увлечениями, писал: «Писатели происходят». Художники тоже представляют собой органическую форму существования. Умудренный опытом Джон Балдессари напутствовал начинающих художников заниматься искусством только в том случае, если нет никакой возможности им не заниматься. Эта крайняя необходимость жить искусством и жить в искусстве есть та органика, которая растет и знает будущее столько, сколько длится само искусство. Амперсанд задает горизонт этого движения.