Это неожиданный, но, если вдуматься, логичный принцип выбора участников. По крайней мере — честный и уж точно вызывающий доверие. Признавая, что «второй выпуск Триеннале провозглашает коррупцию и любовь», кураторы Валентин Дьяконов и Анастасия Митюшина не кривят душой.

Помимо имен авторов и названий работ, этикетки в экспозиции содержат информацию и о тех, кто рекомендовал художников, и об их отношениях. Вчитавшись, вы узнаете, что, к примеру, Наталью Зурабову, живущую ныне в Израиле, — в выставке участвует ее яркий живописный триптих «Весна» — пригласила Ирина Корина, ее друг. А Дмитрия Пахомова, нарисовавшего комикс на стенках ванной, позвал коллега Алексей Иорш. Сергея Филатова, работающего со звуком и показавшего в «Гараже» изящную саунд-исталляцию SonoCountur с лирой и звучащими стеклянными шариками, выбрал Даниил Акимов, определивший их связь как отношения триггера и резонатора.

Личные связи — дружеские, профессиональные, мимолетные, любовные — стали альтернативой экспертной оценке, на основе которой традиционно отбирают работы для такого рода выставок. Для Первой Триеннале эксперты «Гаража» отправились по городам России и потом предъявили то, что нашли. По большому счету, ровно этим занимается уже не первый год ГЦСИ со своим проектомNEMOSKVA, и всем очевидно, насколько антитеза «столица — провинция» себя исчерпала. Дьяконов и Митюшина искали новые пути — и нашли.

Помимо прочего, кураторы решились на подобный эксперимент, понимая, что речь идет не об академических произведениях, критерии оценки которых давно унифицированы, а о живом творческом процессе с размытыми границами и формами, по-разному проявляющимся на различных территориях. Экспертные мнения часто кажутся предвзятыми и вызывают не меньше вопросов, чем личные предпочтения. Но от выбора, сделанного художником, нельзя требовать объективности — не за то его любят.

Источником своего вдохновения кураторы указывают книгу британского социолога Джона Ло «После метода: беспорядок и социальная наука» (2004). Фиксируя кризис социологии как метода, уже не описывающего сегодня реальные отношения и связи между людьми, он придумал собственный «метод-сборку», определив его как «процесс учреждения и изготовления пучков ветвящихся отношений». Вместо того чтобы привычно делить общество на классы, Ло проследил условные связи белого с горячим (то есть классов с субкультурами, сообществами и прочим), стягивая «реальность в некий правдоподобный пучок отношений (подобно оплетке многожильного кабеля)». Нынешняя триеннале — именно такой пучок.

Название «Красивая ночь всех людей» позаимствовано у книги математика Романа Михайлова, вышедшей в 2017 году — как будто романа, только не написанного, а нарисованного и предлагающего множество бессюжетных маршрутов. В «Гараже» маршрута тоже нет — есть только рельефный ландшафт, сочиненный с помощью пенопласта дизайнерами миланского бюро Grace.

Путешествие по нему можно начать с автобуса, сразу обращающего на себя внимание: калининградский художник Юрий Васильев купил его по объявлению — чтобы втащить этот пазик на второй этаж «Гаража», его распилили, а потом сварили. В салон можно войти и посмотреть видео, смонтированное из записей, сделанных автором в реальном автобусе, курсировавшем по маршруту «Северная Гора — поселок Южный» (это и есть название инсталляции), с записанными разговорами пассажиров, объявлениями водителя etc.

Пары «рекомендуемый — рекомендующий», свидетельствующие о личных связях, добавляют выставке игривую неформальную интонацию, которая сама по себе увлекает. Почему-то важно знать, что Юрия Васильева рекомендовала к участию в триеннале Александра Артамонова из арт-группы «Нежные бабы» (они земляки, он для нее ментор, она — ученик). А Шамиля Ахмеда из Махачкалы, по заказу которого кавказские мастерицы сделали ковер с вплетенным в центр его портретом в папахе и бурке, — Таус Махачева (отношения: разговаривающие, и только). Графика Ксении Драныш, объединенная в серию «Мой внутренний экран» — все это было сделано только что в Таиланде, где художница оказалась во время карантина, — попала на триеннале благодаря протекции Павла Пепперштейна (отошения: любовь и кумовство).

Увидев «Молельщиков» Андрея Кузькина — запертых в кельях, коленопреклоненных человечков из хлебного мякиша — невольно захотелось узнать, неужели и тут нужны были рекомендации. Но все равны — оказалось, он был приглашен Андреем Монастырским, который относится к Кузькину как гуру к члену секты. В отличие от крайне неудачной 8-й Московской биеннале, прошедшей прошлой осенью в Новой Третьяковке, где по решению архитектора Сергея Чобана инсталляцию — это был ее премьерный показ — неправильно собрали, здесь все сделано как надо. Другое дело, что само пространство «Гаража», где много воздуха и света, оказалось для этой работы неидеальным — как будто не хватало тесной коробки вокруг, наподобие той, что представляла собой мастерская Андрея на «Фабрике», где многие увидели «Молельщиков» впервые.

Хрупкость усугубляет уникальность предметов, повышает их эмоциональную ценность — особенно если это старые предметы, перекидывающие мост из страшного прошлого в сомнительное настоящее. На триеннале такие предметы тоже есть — носовые платки: клетчатые, кем-то потерянные и случайно найденные, для нижегородского художника Александра Лаврова они стали «холстами» для изображения (шариковой ручкой) портретов известных людей. Начиная с новогодней ночи 2000 года, когда Борис Ельцин сказал историческое «Я устал, я ухожу», Лавров делает регулярные и весьма искусные портреты героев новостей. Последние полгода дали множество поводов для таких портретов — иногда, как в случае с волнениями в Хабаровске, групповых.

Другой хрупкий предмет — стеклянный шар. Десятки стеклянных шаров, покоящихся на «ветвях» железных «деревьев» (очень украшающая выставку инсталляция петербургского художника Александра Морозова «Особенно медленный воздух») — их хрупкость подтверждается художником, рассказавшим, что при монтаже один шар упал и разбился. Идущую сейчас в петербургском «Манеже» выставку «Немосква не за горами», открывает другой объект Александра Морозова — «Станция Дистопия», дирижабль из архивных ящиков, намекающих на печальную судьбу архитектора Николая Лансере, перестроившего «Манеж». Его шары — это поплавки, которыми пользовались в советские годы эстонские рыбаки. Они напоминают о закрытых границах, близости и недоступности к эстонскому берегу нейтральных вод, и заигрывают с исполинским шаром — зеркальной сферой Томаса Сарасено, висящей в атриуме «Гаража».