Новейшие технологии одних обвораживают, как волшебство, в других вселяют пламенную веру в новый гаджет, с которым человечество заживет припеваючи. Скептики, впрочем, не ставят их ни во что, а любители все делать по старинке игнорируют что есть мочи. Есть, конечно, и те, кто с гениальной сноровкой умеют сделать их незаменимым инструментом. И во времена Гуттенберга, и в эпоху Дагера, и в годы, когда с изобретением братьев Люмьеров соперничал гений Мельеса, и позднее экспериментальная машинерия очаровывала, воодушевляла, покоряла, бесила и оставляла равнодушными художников и их коллег по цеху.

Позднесоветское время прошло под знаком особенной любви к медиаарту. СССР отставал от развитых технологически стран, измышляя особые способы контроля даже над множительной и копировальной техникой — в конце восьмидесятых отксерить в Ленинграде пару страниц было целой историей. Это в Европе и США интеллектуалы преисполнялись печали по утраченной ауре, вчитываясь в знаменитое эссе Вальтера Беньямина «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости», в наших же палестинах репродуцируемость изображений и текстов была опасной мечтой. ««Эрика» берет четыре копии», — пел Александр Галич. Пятая страница под копирку — и вы с вашей пишущей машинкой имеете шансы загреметь по статье за нелегальное распространение информации. В пятидесятые чудом казался телевизор, проступавший из-под огромной лупы, в шестидесятые — бабинный магнитофон, в семидесятые — кассетный. Ну а когда из далекой и близкой Финляндии стали привозить импортные видеомагнитофоны, чудо чуть было не стало реальностью.

Само обладание этими редкими вещами окрыляло художников. Покупка кассетного магнитофона с микрофоном вдохновило лидера московской группы «Коллективные действия» на новую серию акций. Кстати говоря, автор «Истории российского видеоарта» Антонио Джеуза начинает свое исследование с 1985 года, когда немецкая славистка Сабина Хэнсген сняла на видеокамеру двадцатипятиминутный разговор Андрея Монастырского с лампой. В столице эти сюжеты не остались без внимания. Были об этом и выставки, и книги… Да что тут говорить: едва ли не один из лучших музеев в стране — это открывшийся десять лет назад Мультимедиа Арт Музей, выросший из кураторских проектов Ольги Свибловой в Московском доме фотографии.

В Ленинграде/Петербурге ничего подобного не было и нет. Почему-то до сих пор никому не пришло в голову заняться историей новейших технологий в городе Романова, Гидаспова и Собчака — а ведь показать и рассказать у нас есть не меньше, чем в Москве. Похоже, теперь дело сдвинулось с мертвой точки. В Центре современного искусства имени Сергея Курехина открылась выставка «История развития мультимедиа искусства Ленинграда – Санкт-Петербурга 1985–2000 годов». Кажется, это первый подобный проект: его инициатором стала одна из первых российских медиахудожниц Ольга Тобрелутс, а куратором — Виктория Илюшкина, знающая материал не понаслышке как видеохудожница.

Поскольку выставка проходит в Курехинском центре, и идея ее принадлежит художнице из круга Тимура Новикова, за точку отсчета взята перестройка. Для Ленинграда это эпоха «Поп-механики» и «Новых художников», совсем не плавно переходящая в эпоху неоакадемизма и телескетча о Ленине-грибе. Не то чтобы раньше местная художественная сцена не знала новейших технологий, но для начала исследования мультимедиа-арта на наших одухотворенных болотах такая хронология вполне уместна. Открывает экспозицию как раз передача Курехина и Шолохова о грибной натуре вождя мирового пролетариата.

Главные герои выставки — Юрис Лесник, получивший в подарок от Нам Джун Пайка видеокамеру, Тимур Новиков и его единомышленники, создавшие, вооружившись видеокамерой Лесника, «Пиратское телевидение», и, конечно, Владислав Мамышев-Монро — один из первых российских медиаартистов и перформансистов. На переднем плане — Новая академия, в стенах которой встретились многие ключевые фигуры постсоветского искусства. Фильмы Олега Маслова и Олега Кузнецова, медиаэксперименты Константина Митинева, первые опыты художественного освоения компьютера, предпринятые Егором Костровым, Юлией Страусовой и Ольгой Тобрелутс, — в Курехинском центре собрано много редких и интересных материалов. Бурная жизнь, о которой они свидетельствуют, была освящена гуру киберпанка Брюсом Стерлингом, прочившим неоакадемизму славу нового цифрового искусства. Интуиция немного его подвела, — Новая академия прославилась не только своими мультимедиа проектами.

У киберпанка в Петербурге был серьезный конкурент — киберфеминизм, на страже которого стояла «Галерея 21», организованная еще на старой «Пушкинской, 10», в доремонтные годы, когда здесь был арт-сквот. История «Галереи 21» и дружественных ей арт-сообществ рассказана с той же выразительностью и столь же обстоятельно. Не забыт и корабль искусств «Штюбниц» — десант немецких медиахудожников-анархистов, благодаря которому медиаарт в Петербурге стал стремительно набирать обороты. Следующим витком его развития стали проекты Клуба Электрика Карабутова, Инженерного театра АХЕ, группы «Запасный выход» и Людмилы Беловой.

На этой выставке много работ, много имен, много деталей. Она рассказывает всего о пятнадцати годах, — о пятнадцати невероятно бурных и насыщенных годах. Перед этой некогда стремительной жизнью, теперь уже ставшей историей, легко растеряться, если не почувствовать, какой витальностью были наделены мультимедиа в искусстве тех лет. Новейшие технологии в восьмидесятые-девяностые были языком, на котором говорила сама современность, — непредсказуемая, созидаемая заново каждый день, не знающая обременений. И сегодня, оглядываясь назад из нашего буржуазного мира, в котором вещи расставлены по своим местам, роли розданы, и даже у водителя троллейбуса есть форма, погоны и петлички, мы можем вспомнить или постараться напрочь забыть ту волю и беспредел, которыми жил ранний мультимедиа-арт Ленинграда–Петербурга.