Станислав Савицкий о выставке Льва Юдина в Михайловском замке 31 мая 2021
Выставка эта редкая по нынешним временам. Ее подготовка начиналась не одно десятилетие тому назад, по мере того как петербургский искусствовед Ирина Карасик изучала наследие Льва Юдина. Этот художник был почти забыт, о нем знали лишь специалисты по авангарду. Последняя выставка Юдина прошла почти полвека назад, и, если бы не его вдова Мария Горохова, организовавшая ретроспективу в Союзе художников, возможно, и ее бы не было.
Юдин рано ушел из жизни: был призван на фронт в начале войны и погиб в одном из первых боев в ноябре сорок первого. Ему не было и сорока. И хотя сделать Юдин успел немало, сыграв заметную роль в истории раннесоветского авангарда, так сложилось, что до поры до времени ему суждено было оставаться в тени своего учителя — Казимира Малевича. Ученичество это было образцовое: еще юношей Юдин познакомился с великим супрематистом в Витебске, где вырос и учился. Затем переезд в Петроград вместе с мэтром и другими членами УНОВИСа («Утвердители нового искусства»). Затем ВХУТЕИН и ГИНХУК — два института, без которых невозможно представить историю авангарда. Юдин был с Малевичем вплоть до его смерти. И хотя в дневниках его мы читаем в том числе о сомнениях в том, способен ли он ставить перед собой столь же масштабные задачи, какие были по плечу его учителю, Юдин был преданным и благодарным учеником — и в профессиональном плане, и по-человечески.
Другое дело — как возможна преемственность в авангарде? Не то чтобы ученики великих арт-экспериментаторов всю жизнь положили на то, чтобы воспевать архитектоны, проуны и прочие мерцы. Многие авангардистские жесты однократны, и их изобретатели если и могут чему-то научить, то, скорее, не воспроизведению приема, а жажде инноваций, бунтарству или достоинству. К сожалению, из произведений Юдина сохранились далеко не все, однако при всем при том, если судить по вещам, хранящимся главным образом в Русском музее, где собрано больше всего юдинских работ, не одним супрематизмом был жив этот художник. Даже во времена УНОВИСа он писал кубистические вещи, в Ленинграде увлекся сюрреализмом и книжной иллюстрацией, а в конце тридцатых познакомился с Дмитрием Митрохиным. Искусство Митрохина стало Юдину столь близко, что последние годы жизни он ушел в графику, виртуозно воспевая радости семейного житья-бытья. Собственно, именно эти вещи — то новое на выставке в Михайловском, что может удивить и обрадовать даже специалистов, за последнее время узнавших о Юдине достаточно много.
Его работы последнее время регулярно появлялись на экспозициях, посвященных истории авангарда. От выставки к выставке из ученика Малевича он постепенно становился интереснейшим ленинградским сюрреалистом. Особенно запомнились его снимки, которым в Инженерном отведен целый зал — это абстрактные скульптуры из бумаги (архитектоны, вышки, колонны) и бумажные звери, снятые как арт-объекты. По видимости, Юдин довольно хорошо знал работы сюрреалистов по художественным журналам, которые были доступны в профильных библиотеках. Андре Бретон, впрочем, интересовал его не слишком сильно: его декларации и теории мало связаны с тем, что делал в искусстве Юдин. Знал ли художник Буаффара, Лотара, Мэн Рэя или Беллмера, — неясно. Из сюрреалистов выделял Джакометти, Клее, Массона, Миро и Эрнста. Ну а то, о чем ему не довелось узнать, Юдин, как водится у русских художников, мог выдумать самостоятельно. И выдумывал. Нам не впервой.
Юдин виртуозно вырезал ножницами из бумаги силуэтную графику и просто разные фигурки. Этот талант пригодился ему не только для сюрреалистских фото, но и при оформлении книг, в чем художник тоже преуспел. Ему посчастливилось работать в «Чиже» и «Еже» — детских журналах, с которыми сотрудничали обэриуты, Евгений Шварц и лучшие графики двадцатых-тридцатых. Книжка «Кто?», сделанная с Александром Введенским, — хит всех времен и народов. Многие из этих вещей выставлены в Инженерном, но еще интереснее макеты детских книжек, которые остались эскизами, а то и вовсе не предназначались для печати. В них фантазия и изобретательность Юдина не скованы редакторскими ограничениями, которых в детской литературе тридцатых было более чем достаточно. Современница Юдина писательница и литературовед Лидия Гинзбург год с лишним ждала, пока цензурные инстанции одобрят ее роман для юношества, написанный на заказ в надежде встроиться в советскую литературу. Когда в итоге книга вышла, автор сам был не рад, что все это затеял. Так что детский «самиздат» Юдина — чрезвычайно ценная графика.
Тому, что за Юдиным закрепилась репутация сюрреалиста, особенно способствовала публикация его дневников. Несколько лет назад Ирина Карасик подготовила академическое издание материалов из архива художника, основательностью превосходящее многие издания Малевича, который не обижен вниманием исследователей. Без этого чудесного сборника любая библиотека любителей авангарда или интересующихся советским временем неполна. Нынешняя выставка — точная, ясная и живая, — подытоживает работу над книгой Юдина и многолетние предшествовавшие ей труды. В ней, как и в издании дневников, подкупает интерес, граничащий с причастностью к творчеству героя, с которым рассказывается о Юдине и его искусстве. Так делаются настоящие выставки-исследования, открывающие нам нового автора или дающие новую жизнь художнику. Их не может быть много, они требуют слишком много работы, у музеев же в борьбе за посещаемость на науку не хватает ни времени, ни ресурсов. На таких выставках убеждаешься в том, что история искусства не стоит на месте.