Выставка Марии Арендт «Шито-крыто, или Текстильная архитектура» в Московском музее современного искусства, сделанная в копродукции с галерей Roza Azora и Iragui, представляет ретроспективу главного, что создано художницей за последнее десятилетие, и заставляет углубиться в историю клана Арендтов, осевших в России 300 лет назад.

Есть известное кокетство в названии проекта, отсылающем к женскому рукоделию как изобразительному средству и пластическому языку Маши Арендт, работающей с тканями и шитьем. Точнее, с вышивкой и аппликацией, с помощью которых она создает архитектурные формы, городские пейзажи, обживает утопические проекты прошлого, фиксирует в ткани моменты жизни людей и вещей.

Кривоватые, с торчащими оборванными нитками, разнокалиберные швы подчеркивают точность штриха на этих графических «листах». Подвижная, в отличие от бумаги, ткань оживляет изображение и вырастает в метафору. Оставленные в просветах между швами, как в оконных проемах, ошметки бумаги и газет — тоже, конечно, неслучайных, — наполняют вышитые здания воздухом и сиюминутным содержимым, неузнанным, но ощущаемым. Автор не ставит последнюю точку — как будто предъявляя разные варианты будущего, версии происходящего сейчас и происшедшего давно.

Во всем этом есть небывалая легкость — в улетающих ввысь совершенных конструкциях башен, начиная с Шуховской, в парных цилиндрах дома Мельникова и ажурных газгольдерах, увиденных из окна мастерской. В обреченных на реновацию типовых домах и авангардных утопиях, в первых планерах, летательных аппаратах, вымечтанных Николаем Арендтом — врачом, теоретиком воздухоплавания и Машиным прапрадедом. Все это запечатлено здесь, прошито разнокалиберными стежками и машинными строчками на холстах, изнанка которых кажется еще чудеснее лица.

Выставка заняла оба этажа одного из зданий ММОМА на Гоголевском бульваре. Слои льняных полотен, расцвеченных скупыми минималистскими строчками, висят как кулисы, заставляя зрителей оглядываться по сторонам и смотреть вверх. Усугубляя ощущение сцены, театрального действа, в которое, как в тышлеровский ларец из «Короля Лира», упаковал это богатство куратор и дизайнер «Текстильной архитектуры» Алексей Трегубов, известный прежде всего как театральный художник.

Вышивки, иллюстрирующие этапы хирургических операций на сердце, — совместное творчество Маши и известного кардиохирурга (и коллекционера искусства) Михаила Алшибая, — служат декорациями реальной кардиологической операции, снятой на видео и откомментированной Алшибая, чьи руки мы видим в кадре.

Вышитые скульптуры выглядят тенями, которые отбрасывают реальные макеты монументов, продолжающих семейную историю. Это работы машиного деда, скульптора Меера Айзенштадта, и скульптора Анатолия Григорьева, ставшего следующим мужем бабушки. Творения Ариадны Арендт, не менее знаменитого скульптора и графика, разумеется, тут же, как и она сама, — вылепленная Григорьевым ее голова и одеяние с вышитыми текстами писем.

С бабушки — точнее, со стоявших в мастерской на Верхней Масловке гипсовых масок людей и животных, сделанных бабушкиными руками, началось то, что стало фирменным приемом, стилем, языком творчества ее внучки. «Я брала маску, — вспоминает Маша, — вешала на гвоздь, приделывала мантию из вышивки, и получались странные осязаемые существа. В пару к маске сварщика попала мантия с Шуховской башней».

Архитектура — это второй этаж экспозиции. Там же — медицина и воздухоплавание. На первом — начало истории, Пушкин. Постепенное, но скоротечное умирание его после дуэли на руках одного из Машиных прапра… Того, к которому обращен вечный вопрос: выжил бы Пушкин, окажись в саквояже доктора Арендта пенициллин?

Скульптуры и живописные работы Машиной сестры Наталии Арендт, вместе с которой они в 2014-м устроили выставку в последнем доме поэта на Мойке (она была в параллельной программе Manifesta), тоже, разумеется, представлены в экспозиции. Родственные связи Арендтов непостижимы и запутанны, но нелишним будет узнать, что Пушкин водил дружбу с лейб-медиком Николая I Николаем Федоровичем Арендтом, братом прапрапрадеда нашей героини, и вполне может таким образом числиться в друзьях семьи.

Родившийся в Казани Николай Федорович Арендт был внуком немецкого медных дел мастера, приехавшего в Россию в первой половине XVIII столетия. И Лермонтова, кстати, он тоже лечил, в 1832-м. Именно Арендта цитировал Данзас, описывая, как тот приехал к раненому на дуэли Пушкину и с откровенностью, на которой Пушкин настаивал, описал положение вещей: «Я должен вам сказать, что рана ваша очень опасна, и что к выздоровлению вашему я почти не имею надежды».

История рода при этом вселяет надежду, что не все потеряно, — и судьба лейб-медика Арендта, открывшего первую в России детскую больницу, и его брата Андрея, тоже врача, осевшего после Русско-турецкой войны в Симферополе (там до сих пор жива установленная им лютеранская церковь), и его сына, доктора Николая Арендта, опубликовавшего в 1874 году в петербургском журнале «Знание» статью «К вопросу о воздухоплавании». Нет, в небо он так и не поднялся. Но заслужив от правнучки титул Леонарендт, оставил рисунки конструкций и аппаратов, которые она, на свой лад, довела до ума.