Отдых, как следует из названия, может быть недолгим, что не помешало выставке, посвященной теме труда и отдыха, растянуться на двухчастную экспозицию во Всероссийском музее декоративного искусства (она будет открыта до 15 ноября). Первая часть стартовала еще в августе, теперь ее сменила вторая, к премьере которой авторы проекта — копродукции центра Research Arts (поддержанной Фондом президентских грантов), галереи «Триумф» и ВМДИ — учли влияние на нашу жизнь пандемии, сместившей границы труда и отдыха. Из-за карантина многие попали в ситуацию вынужденного простоя, перерыва, отпуска — часто не использованного, а потраченного на какой-то другой труд.

Само понятие отдыха обрело в нынешнем году новый смысл, границы его рассосались, залезли на поле труда. Мы работаем теперь в тех же позах и одеждах, в которых отдыхаем. Живем согласно принципам классической пьесы — единство времени, места и действия нам обеспечено, ведь пойти куда-то опасно для жизни, а весной мы были лишены и возможности свободного перемещения. Как раз в это время были созданы многие работы, участвующие в выставке — «Объявления» нижегородской команды «Ерор Той», анонсирующие выдуманные развлечения в отсутствие развлечений реальных; вышивки Родиона Китаева, показывающие все мыслимые виды активного отдыха и густонаселенные, как картины Брейгеля; инсталляция Романа Мокрова, демонстрирующая примитивное устройство страны вечных каникул — примерно так же тоскливо выглядит из реальной грешной жизни рай.

Отдельную прелесть сообщают выставке место ее проведения — стены белых выставочных кубов упираются в старые своды усадьбы Остермана, занимаемой музеем, — и диалог с совриском, к которому кураторы Кристина Романова и Наиль Фархатдинов принудили произведения из богатейшего музейного собрания декоративно-прикладного искусства. Все эти вещи — декоративные вазы, деревянные скульптуры, фигурки, вырезанные из кости, тканые ковры — рассказывают собственную историю досуга, который был когда-то на Руси, но в советское время — пропал. Сценка игры в карты, вырезанная мастером Иваном Стуловым, — это 1904 год, «Отдыхающий крестьянин» — и вовсе 1860–1870-е годы. Кажется, что через сто лет такого довольного бородатого гнома, развалившегося под деревом, никому бы в голову не пришло вырезать. Для советского человека дозволенный отдых — в лучшем случае с книгой, после этого праздные персонажи возникают в отечественном декоративно-прикладном искусстве только в 1990-х годах.

Мы наблюдаем тут приметы разного досуга — от убийственно пассивного до навязчиво деятельного. Еда (в скульптурах Сергея Горшкова) — еще какой досуг. У Владислава Ефимова отдых, похожий на труд, напоминает о временах, когда он работал конструктором на ЗИЛе, и в кузнечном цеху обнаружил комнату психологической разгрузки, где мерзкие фотообои со среднерусским пейзажем призваны были отвлекать от грохота и лязга за стеной. В его современной инсталляции вместо кузнечного молота — вентиляторы. Но шума не слышно за медитативными звуками, которые издают в соседнем зале струны — под воздействием магнитного поля, в звуковой установке Сергея Филатова.

Цель психологической разгрузки ставил и создатель казанского СКБ «Прометей» — физик, философ и наивный романтик Булат Галеев, упорно пытавшийся в советские годы соединить науку с искусством. Он занимался светомузыкальными разработками и прочими изобретениями в области искусства и дизайна, а в 1980-х его СКБ выпустило опытный образец проектора «Мондриан», как раз для успокоения нервов и приведения мыслей в порядок.

Другой «Мондриан» тут — диван в «Тенях мебели» Ирины Кориной, отсылающих к диванному блаженству. Весной, когда, привязанные к дому, все маялись общением в сети, фейсбучный флешмоб с диванами, которым производители присвоили имена людей (каждый искал в сетевых магазинах диван имени себя) на время нас развлек. В ожидании второй волны эпидемии, вспоминая тот флешмоб, Корина стала искать диваны имени художников. И нашла — диван «Мондриан», кушетку «Ван Гог» и прочие лежанки имени Гогена, Малевича, Кандинского и Дали.

Помимо диванной рутины зрителям предлагаются и другие способы дураковаляния: погрузиться в ванну («Полежу пока» Ульяны Подкорытовой), вырваться из пейзажа — плоскости живописного полотна подобно жирафу Сальвадора Дали («Будущее» Ростана Тавасиева), потрогать пеструю поросль в мистическом полумраке («Снятие уязвимости» Софы Скидан). Это совсем не то же безделье, что «лежанье у Ильи Ильича» — наши герои не обломовы, чтобы «ровный свет беспечности» теплился на их лицах. Но предмет, буквально отсылающий к роману Гончарова, на выставке тем не менее присутствует — книга «Я, Обломов» живущего в Москве японского художника Икуру Куваджима. Очарованный патологической ленью населения не только России XIX века, но и России сегодняшней, Куваджима сделал серию автопортретов и фотографий интерьеров, пока ездил по бывшему СССР. Глядя на эти снимки, можно предположить, что если обломовщина и сбила Россию (точнее, как утверждал Набоков, ее погубили два Ильича), то она же Россию, возможно, и спасет.