Балабанов не снимал блокбастеры — его кино, при абсолютном чутье на визуальную выразительность, всегда камерное, малобюджетное, простое. А вот выставка в пространстве «Севкабель-порт», ему посвященная, по жанру — именно блокбастер. Построена она в духе модных сегодня выставок-аттракционов куратором Татьяной Гетман (среди ее проектов — проект «Русская сказка. От Васнецова до сих пор» в Третьяковке) вместе с известной командой дизайнерского бюро Planet 9 Агнии Стерлиговой и Александра Кармаева. Бюджет выставки очевидно весьма серьезен, все сделано с размахом: площадь второго этажа Севкабеля, занятого выставкой, — более 3000 метров, и все эти метры насыщены качественным оборудованием — стендами, витринами, аудиоустановками, экранами, инсталляциями. Использованы моднейшие мультимедийные приемы, сценические приспособления, для организации правильного перемещения посетителей выстроен искусственный лабиринт — ведь жанр выставки определен как «путешествие».

Обычный, неторопливый проход с остановками на прослушивание аудиогида занимает больше трех часов. Я знаю людей, которые провели на втором этаже «Севкабеля» пять-шесть часов — и не соскучились. Но и тем, кому время дорого, кто пробежит по тропинкам между павильонами ускоренно, выставка понравится — она эффектная, яркая, интенсивная. Настоящий блокбастер.

И тем не менее — очень балабановская история. Скупой на слова, невысокий, вызывающе неэффектный Алексей Балабанов не любил медийность, славу, тусовки, предпочитая узкий круг друзей, свою питерскую квартиру, обшарпанные улицы Васильевского острова и прохожих, с которыми мог выпивать, не вспоминая о своем статусе «кинорежиссера, члена Европейской академии». Но когда Балабанова не стало, а его фильмы перестали быть современным кино, плавно переместившись в статус классики, выяснилось, что он является фигурой огромного масштаба. Создателем своей киновселенной, постепенно расширившейся от индивидуального авторского мира до национального мифа. Выставка в «Севкабеле» это удивительное превращение как раз и проявила.

Устроено «путешествие» по Балабанову по хронологическому принципу — от рождения героя до финального фильма, от бытовых вещей и семейных фото к символам времени. Вот маленький Леша ходит в школу, вот его дневник с оценками, вот фото с одноклассниками, вот с мамой. Голос Балабанова звучит в наушниках аудиогида, которыми снабжают всех посетителей. Он рассказывает, например, о том, как расплакался, впервые уехав из дома в Свердловске в институт в Горьком — и вдруг понимаешь, что уже тогда юноша Алеша попадает в пространство символического: как будто судьба специально распределяет его мир по важным точкам советской истории. Полеты над Африкой и торговля оружием, работа на свердловской киностудии документальных фильмов, знакомство с будущими лидерами рок-музыки, поездки в экспедиции на Север, потом — кино и Питер, фестиваль в Каннах… Все это, представленное документально, с фото, видео, аудио материалами, воспоминаниями друзей и родственников, сопровождаемое инсталляциями и атмосферно выстроенным пространством, буквально наталкивает на понимание: первая треть жизни Балабанова дала его таланту такое удивительное разнообразие впечатлений, как будто специально готовя к будущему синтезу, к кино про нас, нашу непознаваемую ни изнутри, ни снаружи, особенную, страшноватую, дикую, безжалостную, но и полную нежности к страданию, жизнь.

С 1997 года, когда молодой, но уже подающий надежды питерский кинорежиссер с несколькими авторскими фильмами, известными узкому кругу знатоков, снял «Брата», каждая его следующая картина предлагает новый образ России. И это новое качество зафиксировано в экспозиции: больше нет хронологии и документальности, пространство биографии заменяется пространством мифа, рожденного кинематографом, но воплотившегося в реальности. Вот железная клетка из пожарных лестниц, под которыми — свалка милого сердцу ностальгического советского мусора, а на самом верху реет, как знамя, знаменитый свитер Данилы, который — наш брат. Тут же, рядом посверкивают диски с кино и музыкой, которые — наше все, и оправдание и забвение. Вот типичный белый куб с двумя акцентными точками, абсолютно стерильное пространство: в дальнем его углу стоят старый ламповый телевизор без внутренностей и продавленное кресло, в ближнем — висит ковер на стене, а над ним — сюрреалистические красные туфли несчастной девушки-жертвы; в вашем аудиогиде в это время слышно жужжание мух и обсуждение фильма «Груз 200» на Первом канале в программе «Кино не для всех». Кино для всех — «Жмурки» — показано в виде яркого комикса. А вот и блиндаж из «Войны», и искусственный стог из «Мне не больно», и железная кровать из «Кочегара». Макет кинотеатра из «Морфия», где кончает с собой герой, в нарушение хронологии расположен в одном зале с той самой последней колокольней из фильма «Я тоже хочу», рухнувшей на сороковой день после смерти Балабанова.

Метафоры, образные решения, символы и знамения превращаются в мистические пророчества. Незавершенный фильм «Река», в котором отвергнутая миром якутка сжигает юрту с прокаженными, попытавшимися просто жить, как будто ничего не случилось, представлен через стихии огня и воды. Они, как выяснилось, постоянно присутствуют в фильмах Балабанова — вода у него то стоит в канале, то течет к морю в проливе, то бьется в горном ущелье, то несет в лодке младенца по реке, то затопляет пустой трамвай… Огонь — в печах, в пожарах, в костре на берегу Гудзона… И лодки — как символ условного спасения, бессмысленного бегства в никуда… Если посмотреть в бутафорскую подзорную трубу, направленную из окна на Невскую губу, то можно увидеть вдали лодку, на которой пытается уехать герой Маковецкого. Простые вещи, выхваченные из потока обыденности, Балабанов умел выделять как мощные символы, не вполне однозначно прочитанные, но до сих пор излучающие энергию. Выставка позволяет увидеть фильмографию Балабанова как один сериал, или, если угодно, роман-эпопею, где рассказано о постсоветском пространстве так, как никому другому не удавалось. Концентрируя наше внимание на документах и образах, выставка доступно объясняет, что такое сегодняшний российский мир по Балабанову. Это мир, вобравший в себя огромное пространство и множество разных персонажей — от бандитов и ментов до женщин-жертв и женщин-мстительниц, пейзажи и уклады — от Кавказа до полярного круга, историю — от воспоминаний о петербургской культуре до предреволюционной провинциальной дикости, вмещен Балабановым в 13 фильмов — от «Брата» до «Я тоже хочу».

Современные мультимедийные практики охотно работают с фигурами, доросшими до мифа: это и выставки (та же Агния Стерлигова до Балабанова сделала огромную выставку про Цоя в столичном Манеже), и кино (недавно вышедший фильм Романа Чепеля про Пелевина), но ресурсы выставки не исчерпываются ни модными технологиями, ни продвинутой сценографией, ни даже большим бюджетом. Организатором проекта является студия СТВ, где он работал; в кураторской группе — его жена Надежда Васильева и сыновья Петр и Федор; консультировали экспозиционеров и писали каталог члены редакции журнала «Сеанс», близкого и Балабанову и СТВ. Кино — дело коллективное, и оно невозможно без неочевидного обмена информацией множества людей. Коллективная память сработала на этот раз очень точно и дело не только в архивах, переданных Надеждой Васильевой для выставки, статьях и книгах, изданных «Сеансом», но и в особенностях самих медиа. Кино Балабанова, — возможно, последнее выражение большого авторского стиля, созданное в России, — нашло отражение через новые инструменты репрезентации выставочного пространства, и родился какой-то новый жанр, у которого, судя по коммерческим успехам проекта в «Севкабеле», — большое будущее.