Как ни прискорбно, следует признать, что год 2024-й пролезет в историю кино и останется там разве что тушками и чучелками. Причем если в случаях тех фильмов, которые повествуют о них, шансы на подлинность высказывания еще есть, то все остальные являются тушками и чучелками сами. И ранжир нынешних режиссеров более всего напоминает цеховую табель таксидермистов. Впрочем, кино ведь никогда не врет, даже очень плохое. Так что эта массовая перемена ремесла — тоже документ эпохи.

«Саваны»

Тут без вариантов. Диагнозы нынешнему времени как периоду «эволюционного расстройства» Дэвид Кроненберг ставит из какой-то такой запредельной точки бытия, с такой неумолимой прозрачностью вúдения, которой в мировых религиях не всякие праведники достигали. (Что, вероятно, лишь естественно, учитывая выпущенную им три года назад короткометражку «Смерть Дэвида Кроненберга».) Сюжеты о том, как новейшие технологии могут преодолеть смерть, вообще куда менее фантазийны, чем может показаться, и поминать в связи с Кроненбергом стоит не столько присяжных мастеров спецэффектов, сколько, например, интеллигентнейшего Торнаторе с артистическим реализмом его «Связи». Можно было бы, конечно, сказать «не дай бог, он окажется прав», но мы уже полвека это твердим, и еще ни разу не помогло.

«Субстанция»

При всех издержках стремления Корали Фаржа к внятности авторского месседжа (о них довелось писать подробно, выказанное ею чутье на смерть — возможно, самое витальное из всего, что было спроецировано на экран в уходящем году. Возможно, много лет спустя именно «Субстанцию» будут рассматривать как метаописание кинематографа середины 2020-х, ибо сам образный ряд фильма несложно представить как подлинную субстанцию нынешнего кинопроцесса (вплоть до диковинного увлечения кулинарной тематикой: Кристофер Бу, Тран Ань Хун, далее везде). Пожалуй, более ни у кого из современных режиссеров дефицит уважения к тайне не оборачивается таким досадным и фатальным дефектом, — хотя бы потому, что здесь он, возможно, единственный.

«Мастер и Маргарита»

Сколько бы копий ни сломали в начале года сторонники фильма о железные лбы противников фильма, самым уязвимым местом в фильме Михаила Локшина остается его невероятность: ничто, решительно ничто не обещало русскоязычного фильма подобного профессионального уровня в начале 2024 года, — а потому в ловкости автора так и чудится подвох и шулерство. Но нет, тут все честно — отменный фильм, как ни взгляни. Бесчувствие к тайне подводит и здесь, и потому свободы авторского дыхания за этой щедростью авторской мысли отыскать не удастся. Но с другой стороны, ишь чего захотели.

«Носферату»

Самый, возможно, ожидаемый фильм года, вышедший лишь несколько дней назад, поклонников «Ведьмы» и «Маяка» скорее разочарует (автор этих строк к таковым относится): то самое «чутье на смерть» как на основную стихию экранного мира Роберта Эггерса, кажется, понемногу покидает, — оставляя, впрочем (помимо россыпи умных тонкостей), все то же ощущение непреложной беспощадности киноизображения, что было присуще автору с самого его дебюта. Умение камеры заклинать хаос по-прежнему остается для Эггерса символом веры; главное теперь, чтобы символ не иссох до догмата.

Никто не на пятом месте — точнее, слишком многие. «Соседняя комната» Альмодовара, «Дьявольская баня» Фиалы и Франц, «Бруталист» Брейди Корбета, даже одиозный «Мегалополис» Копполы, — все они, каждый по своему, наводят лоск на чучельные шерстки, принимая свою завороженность смертью за чувство жизни. О том, чем на самом деле оборачиваются и как на самом деле выглядят эти попытки, довольно точно рассказывают финальные монтажные фразы (при всей разнице между ними) и Эггерса, и Локшина, и Фаржа: никак не могущая умереть плоть, возмечтавшая о вечности. Кто же знал, что на смену пленке придет не цифра, но саван.

Главного сериала года нет и быть уже не может: не существует такого универсального, примиряющего зрелища, за которым бы с равным вниманием следили во всех странах мира. Времена «Игры престолов» и «Шерлока» миновали. «Дом дракона» не спасают даже драконы, «Кольца власти» и вовсе превратились в посмешище. Сериалам все сложнее быть именно сериалами — потенциальная бесконечность разворачивающихся на глазах зрителя историй схлопнулась до двух-трех сезонов, а то и вовсе до одного. В почете «мини-сериалы». Коротко, по возможности — по делу, без надежды заинтересовать публику надолго. Пропустить можно все, что угодно, достижения есть — сенсаций нет, и над вами не будут смеяться, если вы так и не посмотрели «Олененка», хотя он рекордсмен по наградам в этом году. И все же 2024 оставил нам несколько достойных шоу, которые помогут скоротать время в ожидании, когда вы, наконец, хоть чуть-чуть подзабудете «Дедвуд» или «Банши», чтобы пересматривать их вновь и вновь.

«Сегун»

Это вторая экранизация романа Джеймса Клавелла (первая, 1980-го, с Ричардом Чемберленом была страшно популярна в России). Английский штурман открывает для себя Японию XVII века, и удивительная красота этой страны даст фору приевшемуся усредненному дизайну «средневековых» фэнтези или фантастических космолетов. В роли дайме еси Торанаги — выдающийся японский актер Хироюки Санада. В отличие от шоу 1980 года, японцы и Япония — это не вычурная экзотика, а целый мир, существующий по собственным правилам. Мир до того огромный, жестокий и прекрасный, что замысел минисериала пришлось пересмотреть, и «Сегуна» продлили на второй и третий сезон. И в пандан к средневековой Японии — Япония буквально вчерашняя: на HBO вышел второй, заключительный сезон «Полиции Токио». Реальная история американского журналиста Джейка Адельштейна (сериал снят по его книге) о приключениях молодого американца в Японии 1990 годов, его работе в лучшей газете страны и о его полном опасностей исследовании криминального мира якудза. Кен Ватанабе в роли хорошего полицейского прекрасен по обыкновению, а вот работа Энсела Эльгорта в главной роли (как и Рейчел Келлер в роли хостесс, «белой гейши») осталась недооцененной на Западе. А зря: то, как молодые гайдзины углубляются в сложный мир японских социальных ритуалов — это лучший трюк шоу.

«Йеллоустоун»

«Йеллоустоун» Тейлора Шеридана завершился пятым сезоном. С Кевином Костнером, исполнителем главной роли владельца гигантского ранчо, возникли непримиримые (финансовые) разногласия, Костнер ушел из проекта, и отпрыски губернатора Джона Даттона осиротели раньше запланированного. Смерть эта была столь скоропостижной, что самым катастрофическим образом повлияла на монтаж: история о последних ковбоях и их наследии неожиданно сделалась худосочно «нелинейной», как будто повествовала не о крутых парнях и их еще более крутых подругах, а о нервных любителях лавандового рафа (все это не от хорошей жизни, просто авторы не придумали, как соединить снятый материал с новым поворотом сюжета). Но главное осталось неизменным: за то, чтобы кусок дикой природы пребывал в своем первозданном виде, люди отдают жизни, и корпорации еще не сожрали мир, пока остается кто-нибудь, кто в глуши Монтаны или Техаса объезжает лошадей, уже догадываясь, что обречен разделить судьбу гаснущей американской культуры, судьбу новых «унесенных ветром». Не успел закрыться «Йеллоустоун», как уже начал выходить минисериал «Землевладелец» — на сей раз крутыми парнями оказались нефтяники и Билли Боб Торнтон, играющий роль, написанную, кажется, специально для Хамфри Богарта.

«Пингвин»

История восхождения антагониста Бэтмена, мафиози Освальда Кобблпота по прозвищу Пингвин. В режиссуре Крейга Зобела Готэм балансирует на грани реальности и комикса, а персонажи выглядят всего лишь эксцентричными, никак не нарисованными. Во времена, когда в героев никто не верит, на первый план выходят темные личности: еще не злодеи, уже не шестерки. Пингвин Денни де Вито в «Бэтмене» Тима Бертона был комичным и гротескным, а вот герой загримированного почти до неузнаваемости Колина Фаррела харизматичен до отвращения. Сыграть нечто среднее между Тони Сопрано и гангстерами зрелого Роберта де Ниро, и при этом не растерять личного обаяния под маской — все это говорит о том, что Фаррел вырос в очень большого артиста, за работой которого стоит следить вне зависимости от материала. У него есть все, чтобы в отсутствии Бэтмена покорить Готем-сити своей «простой человеческой» историей.

«Рипли»

Выдающуюся телеэкранизацию первого романа Патрисии Хайсмит о Томе Рипли снял Стивен Заиллян. Преступления главного героя в этом черно-белом сериале совершаются целиком на территории кинематографа — случай в современном сериальном бизнесе почти невероятный. Италия, где происходит действие, — колыбель великого искусства, и Микеланджело Караваджо становится вдохновителем и едва ли не соучастником героя. Светотени в живописи наследует светотень кинематографа. Киноязык устанавливает свои правила в сюжете, его знаки маркируют пространство, подталкивают Рипли к убийству, и они же служат ему убежищем. Если с первого раза просмотр этого триллера, главную роль в котором тончайше сыграл Эндрю (Мориарти) Скотт, покажется сложноватым, просто посмотрите его десять раз. Пять из них — подряд.

«Последний богатырь. Наследие»

Если говорить об отечественной продукции, то тут, пожалуй, вне конкуренции «Последний богатырь. Наследие» — в расписном-яхонтовом, цифровом-лаковом мирке русской былины, пересказанной как школьный анекдот, много шуток (некоторые смешные), забавных сюжетных поворотов и достойных актерских работ, а пафос то и дело снижается освежающей иронией: и Финист Ясный Сокол превращается в Финиста Ясен-Перец. Серия, в которой ожили персонажи с картин в Третьяковской галерее (и княжна Тараканова жалась к стеночке, испуганная хлынувшей на свободу разномастной толпой), — придумана и исполнена в лучших традициях советских киносказок. Центральный же сюжет о жителях волшебного Белогорья, впавших под действием злых чар в сонное забытье, не оставляет сомнений: эта сказка сказывалась точно в 2024 году.